такое сказать про мать, – строго укорила его тетка, однако мальчик успел заметить мелькнувшую в ее глазах легкую смешинку.
– Что же мне за дело, тетушка, коли все равно в ад попадать? – возразил он.
– Выходит, ты теперь и украсть, и убить можешь, все одно? – со смехом спросила она.
Петруша сморщил покрытый веснушками нос и пожал плечами.
– Отчего ж, коли захочется.
– Ад земной, друг мой, тоже несладок. Совершивших преступления наказывают, не дожидаясь Божьего суда. Если, конечно, ловят.
– А я убегу.
– Тут, mon cœur (сердце мое), быстрота ног не поможет, нужен ум. Острый и сильный.
Погрузившись в свои мысли, Варвара Филипповна умолкла, позабыв о племяннике. Наконец, не выдержав, Петруша подергал ее за подол платья.
– Тетушка, послушайте, тетушка! – воскликнул он. – Я выучу все буквы и стану умным, меня никто не поймает!
Недовольная тем, что ее оторвали от размышлений, тетка сдвинула брови и отстранила его.
– Если не хочешь, чтобы тебя поймали, научись, прежде всего, молчать. Если тебе взбредет в голову совершить преступление, то не кричи об этом на каждом шагу, такие дела совершаются тайно, вокруг не должно быть соглядатаев, понял? А теперь отпусти мою юбку.
– Ага, понял, – с обожанием глядя на нее, прошептал мальчик.
Глава девятая
Осенью пришло письмо из Петербурга от Ксении Васильевны.
«…Пока в деле Сержа ничего нового, – писала она, – императорская семья сражена известием о казни королевы Марии-Антуанетты. Граф Строганов нынче заезжал ко мне, сообщил, что на двор это произвело ужасное впечатление, и теперь обращаться к государыне нет смысла, ей повсюду и во всем видятся бунтовщики. Как пример, граф привел дело известного сибирского историка Словцова, недавно арестованного по доносу тобольского губернатора Алябьева. И за что, скажите? Всего лишь за несколько нелестных слов, написанных им о правлении Александра Македонского! Государыня узрела в книге Словцова покушение на незыблемость императорской власти и требует расследования, хотя за историка этого просят и епископ Тобольский, и даже сам митрополит Санкт-Петербургский. Однако, государыне, конечно, виднее, мы, может, слабым умом своим чего-то и недопонимаем…»
По прочтении письма, княгиня обняла сестру и начала ее утешать.
– Бедная моя Варенька, – со слезами говорила она, – нам всем остается только молиться. По крайней мере, твой муж жив, и с детьми твоими, слава богу, все в порядке. Когда я думаю об участи несчастной французской королевы… Так ужасно потерять мужа и умереть самой, не зная, что станется с ее малютками! Говорят, у нее умерло двое детей?
Варвара Филипповна сделала печальное лицо и испустила тяжелый вздох.
– Да. Я слышала, малышка Софи Эллен, которая родилась уже после нашего отъезда, прожила всего год, спустя еще два года умер дофин Луи Жозеф. Его наша цесаревна
