разбросанных стульев обе сестры, Варя с Сашей, ожесточенно тузили друг друга. Сашенька дралась молча, Варя душераздирающе вопила, а рядом с ними, беспомощно ломая руки, топталась и стенала нянька Аглая.
– Барышни! Побойтесь Бога, барышни!
– Прекратить! – прогремел голос князя, и девочки, тяжело дыша, встали неподвижно.
– Господь с вами, – прижав руку к сердцу, сказала Елена Филипповна, – что такое стряслось, что дочери мои убить друг друга готовы?
– Вот она! – завизжала Варенька, наставив палец на няньку Аглаю. – Она воровка, это она брошь украла! Скажите, папенька, чтобы ее высекли и в острог бросили!
Тут только все увидели, что в руке своей Аглая растерянно вертит сверкающий бриллиант. Ни князь, ни княгиня не успели ничего сказать, а Сашенька бросилась к няньке и обняла ее за шею.
– Тогда и меня секите и в острог бросайте, – вне себя кричала она.
– Погодите, барышня, – ласково проведя рукой по длинной косе Сашеньки, няня Аглая с достоинством выпрямилась и протянула брошь Елене Филипповне, – вот ваша брошка, барыня. Стала сундук свой одеялом застилать, а она из-под подушки, что вы мне намедни подарили, возьми, да выкатись. Только, вот крест святой, – она истово перекрестилась, – не брала я ее и не ведаю, как она ко мне попала.
– Успокойся, Аглаюшка, никто тебя не винит, – ласково ответила княгиня, а князь с досадой поморщился:
– Так я и думал – побоялся вор в шкатулку положить, подсунул Аглае под подушку, – он повернулся к собравшимся слугам, – расходитесь, нечего глазеть, – строгий взгляд его вернулся к младшим дочерям. – Кто начал драку?
– Я, папенька! – звонким счастливым голосом ответила Саша.
– Ты будешь наказана, – сурово проговорил отец, опуская глаза, чтобы скрыть светившуюся в них нежность, – нынче весь день не выйдешь из своей комнаты, а в следующий раз будешь знать, что не силой и грубостью следует добиваться правды. Когда возникают разногласия, обратись к суду тех, кто мудрей и опытней тебя.
Сашенька взяла его руку и нежно поцеловала.
– Да, папенька, – кротко сказала она, – простите меня, папенька, я виновата. И вы, маменька, простите.
За завтраком о случившемся не упоминали, однако Варвара Филипповна, которая в то утро долго спала или, может быть, притворялась спящей, уже знала обо всем от горничной и за столом мельком взглянула на Петрушу – тот сидел с непроницаемым лицом и вел себя тихо. После завтрака он отпросился у матери покататься на санках с деревенскими ребятами, и княгиня разрешила.
Наступила весна, приближалось время посевной, и вскоре за хозяйственными делами о случае с брошью постепенно стали забывать. В конце концов, все решили, что Аксинья была права – какая-нибудь глупая девка унесла блестящую безделушку, чтобы покрасоваться перед суженым, а потом поняла, что натворила, и со страху сунула няньке под подушку. В апреле пришло
