Андрей Шостак и бросился лобызаться.
– Ростовцев, радость-то какая, сто лет не виделись!
В корпусе они никогда особо не дружили. Иван, будучи четырьмя годами старше, с началом Польской кампании вышел в армию поручиком, Андрей в это время лишь проходил испытания для поступления в камер-пажеский класс. Нынешней весной кто-то из гостей Якова Ивановича упомянул, что некий Андрей Шостак служит при военном генерал-губернаторе Петербурга в чине штабс-капитана, и Ивану имя показалось знакомым, но в памяти даже не сразу всплыло, что они знали друг друга в корпусе. Поэтому столь бурное проявление радости его несколько смутило. Он слегка отстранился и дружески похлопал Шостака по плечу.
– Я тоже очень рад, какими судьбами?
– Как все – ищу забвений и развлечений, – считая, что удачно скаламбурил, Шостак весело хохотнул, – а ты?
– Залечиваю старые раны.
– И впрямь прихрамываешь, – согласился Шостак, – я тебя издали приметил, думал: ты, не ты? Слышал, ты в Польше отличился, завидую. Родиться бы мне на пару лет раньше! И давно ты здесь?
– Дней десять.
– Десять дней! И мы ни разу не встретились! Где ж ты бываешь?
Иван неопределенно пожал плечами.
– Гуляю, потом процедуры. После обеда вновь прогулка, доктор велел много ходить. Вот и сейчас хожу.
– Пошли вместе, я тебя провожу, – Шостак зашагал рядом с ним, – где тебя вечером можно встретить?
– А нигде, я рано ложусь.
Шостак всплеснул руками.
– Шутишь! Здесь роскошный курзал, балы, представления, ежедневно концерты, а дамы! – он закатил глаза. – Блеск! И полная раскованность. Неужели за десять дней ты ухитрился нигде не побывать и ни с кем не познакомиться?
– Предпочитаю покой и одиночество, – многозначительно ответил Иван, но Шостак намека не понял или не захотел понять.
– Покой и одиночество! – хохотнул он. – Можешь с избытком получить их зимой в своем занесенном снегом имении, если устал от петербургской жизни, а на водах следует развлекаться. Нынче же представлю тебя кузену Левушке и его жене. Екатерина Андреевна дама весьма образованная и бойкая, с ней интересно поболтать. Они остановились у ее сестры княгини Гагариной, а я в Hollandischer Hof.
– Княгиня Мария Андреевна тоже в Баден-Бадене? – удивился Иван, замедлив шаг. – А в Петербурге говорили, ее муж получил назначение куда-то на юг.
В последние годы из-за искалеченной ноги он редко появлялся в обществе – во всяком случае, до тех пор, пока его не познакомили с барышней Тухачевской, – и по характеру своему мало интересовался сплетнями и слухами. Однако историю обеих сестер знал хорошо – ее часто обсуждали в его присутствии мать и жена Якова Ивановича, – и она почему-то затронула его сердце.
История эта была такова.
