окрепнешь – очень уж ты осунулся, как бы не заболел.
Внезапно Ивана охватило раздражение – его отец умер от чахотки, и мать постоянно тревожилась, как бы болезнь не передалась ему по наследству.
– Не тревожьтесь, маменька, – повторил он.
«Лучше уж чахотка, чем эта разъедающая изнутри тоска. Господи, дай силы забыть!»
В один из дней, когда Иван был у матери, навестить ее заехали давнишняя приятельница княгиня Надежда Федоровна Святополк-Четвертинская и ее брат князь Федор Федорович Гагарин. Последний в юные года до безумия влюблен был в княжну Вадбольскую, но она предпочла ему отца Ивана. И теперь Иван, хорошо знакомый с Гагариным по Польской кампании, неожиданно перехватил его ласковый взгляд, устремленный на Александру Петровну, и догадался:
«А ведь князь до сих пор любит матушку, недаром так и не женился! Наверное, грех быть влюбленным в ту, что посвятила себя Богу, но разве властен человек в своих чувствах?»
До выхода своего в отставку в 1835 году князь Гагарин за храбрость свою стал среди офицеров чем-то вроде живой легенды, при всем при том о нем ходило множество анекдотов, которые не рассказывают при дамах. Так однажды при взятии вражеского редута он проявил беспримерную отчаянность, бросившись под пули, за что был повышен в звании, а уже через неделю появился в компании непотребных женщин и прилюдно творил такие непристойности, что сам Великий князь Константин Павлович велел его разжаловать. Теперь же Иван внезапно почувствовал к этому немолодому уже человеку с добродушным испитым лицом и лысым черепом некоторую жалость.
Князь Федор Федорович, не имевший собственной семьи, жил у другой своей замужней сестры – Веры Федоровны Вяземской. Теперь Вера Федоровна и ее муж повезли тяжело больную дочь на воды, и, естественно, разговор прежде всего пошел об этом.
– Сестра из Баден-Бадена письмо прислала, просит Бога молить, чтобы воды Наденьке помогли, – вздыхая, говорила Надежда Федоровна.
Иван невольно вздрогнул – от имени «Наденька» в душе проснулась утихшая на время боль. Александра Петровна сочувственно покачала головой:
– Говорят, воды неплохо помогают, будем надеяться и молиться.
– Я уже три молебна заказала, – продолжала Святополк-Четвертинская, – жалко девочку, только восемнадцать исполнилось. Параша, их старшая, тоже в эти годы умерла. Матушке в Петербург я даже пока не сообщила, врач не разрешает ее тревожить.
Прасковье Юрьевне, матери Веры Федоровны и Надежды Федоровны, было уже семьдесят восемь, Александра Петровна понимающе кивнула.
– Как здоровье Прасковьи Юрьевны? – спросила она, взглянув на князя, который, как ей было известно, на днях вернулся из Петербурга.
– Когда я уезжал из Петербурга, матушка была в добром здравии, – ответил Гагарин, – только голова часто кружится. За ней повсюду горничная ходит, следит, чтобы, не дай
