– теорию, в которой, как утверждалось, не было ничего нового по сравнению со взглядами на государство Маркса и Энгельса, но в действительности эта теория была достаточно оригинальна, и можно считать ее исключительно ленинской. Ее относительная новизна заключалась в полном пренебрежении законом, в тенденции свести государственную власть к ее репрессивной функции и подчеркнуть, что эта функция, как правило, осуществляется прямо, без посредничества закона.
“По Марксу, – утверждает Ленин, – государство есть особая организация силы, есть организация насилия для подавления какого-либо класса”. Его сила, как говорил Энгельс, состоит главным образом “в особых отрядах вооруженных людей, имеющих в своем распоряжении тюрьмы и прочее”; другими словами, “постоянное войско и полиция суть главные орудия силы государственной власти”[257] Если это так, то каждое государство основывается в конечном счете на голой силе. Не случайно, что право даже не упоминается в этом контексте. Главная мысль ленинской теории государства была направлена против понимания права как важного и необходимого элемента государства или по крайней мере современной государственности. В отличие от Плеханова, он не был согласен с утверждением, что государственная власть стоит выше закона и что каждый закон на самом деле является приказом власть имущих, но добавлял, что обладатели политической власти могут с легкостью обойтись без закона, что не существует внутренней необходимости придавать законную форму своим приказам. Государство, как организованная сила данного класса, было для него по сути своей не законной структурой, а скорее феноменом, похожим на армию. То же было справедливо и по отношению к революционной партии; да это и не могло было быть иначе, ибо он считал классовую борьбу своего рода военными действиями и глубоко восхищался военными формами организации. Он обвинял западных социалистов в том, что они “развращены и отуплены буржуазной легальностью”, противопоставляя социал-демократическим организациям взлелеянную им мечту об “других организациях”, сознательно построенных по образцу армии[258]. Цитирую: “Возьмем современное войско. Вот – один из хороших образчиков организации. И хороша эта организация только потому, что она – гибка, умея вместе с тем миллионам людей давать единую волю… Вот это называется организацией, когда во имя одной цели, одушевленные одной волей миллионы людей меняют форму своего общения и своего действия, меняют место и приемы деятельности, меняют орудия и оружия сообразно изменяющимся обстоятельствам и запросам борьбы”[259].
С точки зрения такого идеала законные формы, конечно же, были недостаточно гибкими, не способными направлять коллективную волю, создавали ненужные препятствия для ее прямого выражения и затемняли общую цель. Из этого следовало, что подлинно революционная классовая борьба требовала организации, основанной на принципе директивного командования,
Там же. С. 242–243.
Там же. С. 258–259.
