Эстабанъ умилился, глядя на его грустное дѣтское лицо. Онъ вернулся, упавшій духомъ, послѣ свиданія въ Мадридѣ со своимъ племянникомъ Фердинандомъ VII. Другіе члены регентства были въ тюрьмѣ или въ изгнаніи, и онъ избѣжалъ этой участи только благодаря своей митрѣ и своему имени. Несчастный прелатъ думалъ, что поступилъ хорошо, соблюдая интересы своей семьи во время войны; и вдругъ его же стали обвинять въ либерализмѣ, въ томъ, что онъ врагъ церкви и престола; онъ никакъ не могъ понять, въ чемъ заключалось его преступленіе. Бѣдный кардиналъ тосковалъ въ своемъ дворцѣ, употребляя свои доходы на украшеніе собора, и умеръ въ началѣ реакціи 1823 года. Мѣсто его досталось Ингванцо, трибуну абсолютизма, прелату съ сѣдѣющими бакенбардами, который, будучи избранъ въ кортесы въ Кадиксѣ, сдѣлалъ карьеру тѣмъ, что нападалъ на всякія реформы и проповѣдывалъ возвратъ къ австрійской политикѣ, говоря, что это – вѣрное средство спасти страну.
Добродушный садовникъ относился съ одинаковымъ восхищеніемъ и къ бурбонскому кардиналу, котораго ненавидѣли короли, и къ прелату съ бакенбардами, который наводилъ страхъ на все епископство своей суровостью и своей грубостью бѣшенаго реакціонера. Всякій, кто занималъ толедскій епископскій престолъ, былъ въ глазахъ садовника Эстабана идеальнымъ человѣкомъ, дѣйствія котораго не подлежатъ критикѣ. Онъ не желалъ слушать канониковъ, которые, покуривая папиросы у него въ саду, говорили о причудахъ сеньора де Ингванцо, враждебно настроеннаго противъ правленія Фердинанда VII, потому что оно не было досточно «чистымъ», и потому что изъ страха передъ иностранцами оно не рѣшалось возстановить спасительную инквизицію.
Одно только огорчало садовника: дорогой его сердцу соборъ приходилъ въ сильный упадокъ. Доходы архіепископства и собора сильно сократились во время войны. Случилось то, что бываетъ при наводненіяхъ: вода, отступая, уноситъ съ собой деревья и дома, и земля остается опустошенною. Соборъ утратилъ много принадлежавшихъ ему правъ. Арендаторы церковныхъ земель, пользуясь государственными невзгодами, превратились въ собственниковъ; деревни отказывались платить феодальныя подати, точно привычка защищаться и вести войну освободила ихъ навсегда огъ вассальныхъ повинностей. Кромѣ того, сильно повредили собору кортесы, уничтожившіе феодальныя права церкви; этимъ отняты были у собора огромные доходы, пріобрѣтенные въ тѣ времена, когда толедскіе архіепископы надѣвали воинское облаченіе и шли сражаться съ маврами.
Всетаки соборъ владѣлъ еще огромнымъ состояніемъ и поддерживалъ свой прежній блескъ такъ, какъ будто ничего не произошло. Но сеньоръ Эстабанъ предчувствовалъ опасность, не выходя изъ своего сада, а только слыша отъ канониковъ о заговорахъ либераловъ и о томъ, что королю дону Фернандо пришлось прибѣгать къ разстрѣламъ, висѣлицѣ и ссылкамъ, чтобы побороть дерзость «черныхъ», т. е. либераловъ, враговъ монархіи и церкви.
– Они отвѣдали сладкаго, – говорилъ онъ, – и постараются
