къ прежнему порядку вещей. Эстабану было тогда сорокъ лѣтъ и онъ чувствовалъ себя бодрымъ и сильнымъ; хотя онъ былъ миролюбивъ по натурѣ и никогда не бралъ въ руки ружья, все же его воодушевлялъ примѣръ нѣсколькихъ семинаристовъ, кроткихъ и благочестивыхъ молодыхъ людей, которые бѣжали изъ семинаріи и, по слухамъ, воевали въ Каталоніи въ отрядѣ дона Рамона Кабрера. Но, чтобы не жить одному въ своей большой квартирѣ въ верхнемъ монастырѣ, садовникъ женился за три года до того, и у него былъ маленькій сынъ. Кромѣ того, онъ бы не могъ разстаться съ церковью. Онъ сдѣлался какъ бы однимъ изъ камней этой громады, и былъ увѣренъ, что погибнетъ, какъ только выйдетъ изъ своего сада. Соборъ потерялъ бы нѣчто неотъемлемое, если бы изъ него ушелъ одинъ изъ Луна послѣ столькихъ вѣковъ вѣрной службы. И Эстабанъ не могъ бы жить вдали отъ собора. Какъ бы онъ ушелъ въ горы стрѣлять, когда въ теченіе цѣлыхъ годовъ не ступалъ на «мірскую» землю, если не считать узкаго пространства улицы между лѣстницей монастыря и дверью del Mollete?
Онъ продолжалъ работать въ саду, скорбно утѣшаясь тѣмъ, что защищенъ отъ ужасовъ революціи въ этой каменной громадѣ, внушающей почтеніе своей величественной древностью. Могутъ отнять у храма его богатства, но ничто не можетъ сокрушить христіанской вѣры тѣхъ, которые живутъ за стѣнами собора.
Садъ, равнодушный и глухой къ бурямъ революціи, которыя проносились надъ соборомъ, продолжалъ разрастаться во всей своей темной красотѣ. Лавры тянулись вверхъ, достигая до барьеровъ верхняго монастыря. Кипарисы шевелили верхушками, точно стремясь взобраться на крыши. Вьющіяся растенія покрывали рѣшетки, образуя густыя завѣсы изъ зелени, и плющъ обвивалъ бесѣдку, стоявшую посрединѣ, съ черной аспидной крышей, надъ которой высился заржавленный желѣзный крестъ. Въ этой бесѣдкѣ священники, послѣ окончанія дневной службы, читали при зеленомъ свѣтѣ, проникавшемъ сквозь листья, карлистскія газеты, или восторгались подвигами Кабреры, въ то время какъ вверху равнодушныя къ человѣческимъ дѣламъ ласточки носились капризными кругами, стремясь долетѣть до самаго неба.
Кончилась война и послѣднія надежды садовника окончательно разсѣялись. Онъ впалъ въ мрачное молчаніе, и пересталъ интересоваться всѣмъ, что происходило внѣ собора. Господь покинулъ праведныхъ: злые и предатели – въ большинствѣ. Его утѣшала только прочность храма, который простоялъ уже столько вѣковъ и можетъ простоять еще столько же, на зло врагамъ.
Луна желалъ только одного: работать въ саду и умереть въ монастырѣ, какъ его предки, оставивъ новое поколѣніе своего рода, которое будетъ продолжать служить храму, какъ всѣ прежнія. Его старшему сыну Тому было двѣнадцать лѣтъ, и онъ помогалъ ему работать въ саду. Второй сынъ, Эстабанъ, былъ на нѣсколько лѣтъ моложе и сталъ проявлять благочестіе необыкновенно рано; едва научившись ходить, онъ уже становился на колѣни передъ каждымъ образомъ въ домѣ и съ плачемъ требовалъ, чтобы мать водила его въ церковь смотрѣть
