лестнице, она навстречу со своей неизменной палочкой:
– Ну-с, барышня, с пятеркой вас!
– А вы откуда знаете, Нина Федоровна?
– Да я еще из окна увидела, как пятерка на вашем прекрасном лбу светится!
Нина Федоровна до пенсии работала врачом в ветлаборатории. Она была знаменитостью: все соседи знали, что во время войны ветврач Савкина, раненная, попала в плен, и немцы отправили ее в женский концлагерь Равенсбрюк. Там она вязала теплые вещи и даже плела кружева для Германии. О Нине Федоровне было написано в книге «Это не должно повториться». Как жаль, что она у меня не сохранилась! Подарила мне книгу ее автор, врач концлагеря Антонина Никифорова, когда приезжала к Нине Федоровне. Да не одна приезжала, а вместе с Ирмой Тельман, дочерью известных антифашистов. Ирма попала в Равенсбрюк юной шестнадцатилетней девушкой, и женщины прятали ее по баракам: гитлеровцы искали Ирму для показательной казни.
Нина Федоровна позвала меня помочь накрыть стол, ведь гостьи появились днем, неожиданно, все взрослые соседки были на работе, так что мне нечаянно повезло. Вот тогда-то я и узнала и про лагерное подполье, и про лазарет, и про книгу, и про Ирму, и про что-то еще, о чем женщины вспоминали и вспоминали, а моя детская память сохранила только самое потрясающее: как Нина Федоровна плела кружева и как однажды ее спасли от крематория.
Вот эта история. Каждый день на лагерном плацу выкрикивали имена узниц, назначенных к казни, и длинная колонна обреченных двигалась к вечно дымящему страшному дому смерти. С замирающими сердцами женщины стояли перед палачами, страшась услышать свой лагерный номер, и однажды был назван номер Нины Федоровны Савкиной. В прощальном отчаянном жесте сжав руку соседки, она шагнула было из строя и вдруг почувствовала, как ее втянули назад, а вместо нее вышла чешка Хелена. Оглянулась, сказала: «Живи» – и удалилась навеки. Ошеломленную и обессиленную Нину Федоровну долго еще поддерживали со всех сторон руки солагерниц, ставших давно родными. А ночью, когда можно было безбоязненно говорить, она узнала от Антонины Никифоровой: Хелена была неизлечимо больна раком, поэтому и решила уйти, спасая чью-нибудь жизнь. Жизнь Нины Федоровны.
Сядьте, милая, с тихой улыбкою
Под мою рассыпную сирень.
Над лицом Вашим светлой накидкою
Кружевная развеется тень…
Вам тепло?
Нина Федоровна давно умерла, как и другие наши старые соседи, и все они похоронены неподалеку от нашего дома, на даргорском погосте, а могилы моих родителей – уже за чертой города, на новом кладбище под Ежовкой.
После ухода папы и мамы еще не один год приходили ко Дню Победы почтовые поздравления от градоначальника, от губернатора, даже от президента. Живы, стало быть, мои солдаты и откуда-то с сиятельной высоты читают вместе со мной: «Пусть праздничный салют напомнит Вам молодые годы и снова вернет в незабываемый майский день победного 45-го!»
Я давно стала изучать семейный архив,
