ненавидеть, жалеть, испытывать боль, даже если за одно лишь ощущение чужого тепла пришлось бы расстаться с перспективой вечной жизни.
После окончания спектакля, когда отшумели аплодисменты и зрители начали расходиться, Алекс заметила, что к Алфемену, когда он находился за сценой, опять подошел какой-то человек и надел на его запястья наручники. Рядом с актером и его сопровождающим шел еще один человек, как и все остальные люди, намного ниже ростом, чем Алфемен. Он казался достаточно молодым. Лицо умное, волевое, на носу небольшие очки в золотой оправе. Он гладил сына Катрея по руке и что-то оживленно говорил ему. Но Алфемен, словно никого не слыша, обреченно брел к выходу и ни на что не обращал внимания. Другие боги, сыновья и внуки богов пусть и без наручников, но тоже покидали театр под внушительной охраной. Алекс подумала, что, возможно, игра была для них единственной отдушиной в этом странном мире за высокой стеной. «Что это было?» – думала она. Их и правда держали в санатории как пленников? Или же они были пленниками своих собственных бед, собственных мыслей и переживаний? Вот тебе и свобода! Нигде ее нет! Здесь – свобода чувств и эмоций хотя бы для актеров-богов. Там – свобода от чувств и эмоций. Но все в совокупности одна большая несвобода.
12
На следующее утро, уже ближе к полудню, Алекс снова подъехала к реабилитационному центру. Она прошла вдоль ограды, приблизилась к центральному входу и опять увидела ту же картину. Ворота открыты нараспашку, в будке никого. Только сегодня и на поляне было пусто. Обитатели санатория, видимо, тоже поленились выходить из своих коттеджей после завтрака. Но это и не удивительно – на улице стояла страшная жара.
Когда Алекс подошла еще ближе и практически зашла уже за ворота, оказавшись на территории санатория, она услышала позади, прямо за спиной, хруст ветки. Алекс быстро оглянулась. Перед ней стоял, точнее, над ней возвышался тот самый Алфемен, которого она видела вчера на сцене театра. Он взял ее осторожно за правое запястье сразу двумя скованными наручниками руками и повел за собой в глубь парка. Сегодня его руки были закреплены не за спиной, а на груди и животе. Видимо, он не преминул этим воспользоваться.
– Только не бойтесь, – сказал Алфемен, и голос его звучал одновременно испуганно и печально. – Я не причиню вам зла. Я просто хочу поговорить. Пожалуйста…
Алекс не стала сопротивляться и пошла вместе с Алфеменом. Его речь сильно отличалась от современного греческого. Он вставлял много словечек, которых не было в транслейторе, но Алекс понимала его, понимала на каком-то ином, иррациональном, подсознательном уровне. Он вел ее все дальше, парк становился гуще, кругом росли кипарисы, ореховые деревья, платаны, дубы, оливы, пальмы. Воздух полнился ароматами нагретой на солнце коры, листьев и созревающих плодов. В кронах деревьев
