кто угрюмо помалкивал, кто ссылался, что то не их ума дело, мол, пусть бояре решают; некоторые вроде как и поддакивали, но разводили руками – не ведаем, помочь рады, да не можем. Любим опять чувствовал себя юнцом, бегающим по кругу. Он носом чуял, ключик лежит в Онузе. Только во власти посадника Тимофея выдать Ярополка.
Найдя за серебро проводника, владимирцы пересекли покрытое лесом и изрезанное оврагами междуречье Вороножа и Дона, и вышли к донскому берегу, когда льда уже не было, а река широким вольным потоком растеклась по заливным лугам, перекрывая дорогу к заветной Онузе. Город в солнечную погоду хорошо был приметен на противоположном высоком берегу. Окруженная с двух сторон широкими оврагами Онузская крепость виделась мощным укреплением, такую с наскока не возьмешь. Любим это сразу оценил, уже на расстоянии.
– И чего делать будем? – как всегда засуетился Якушка.
– Подумаем, – почесал затылок воевода, – пока стан разбивайте, жерди рубите, шатры ставьте. Мы здесь надолго.
Несколько дней отряд стоял на левом берегу, ни от кого не таясь, но из Онузы переговорщиков не присылали. «Время тянут», – догадался Любим. Наконец, к полудню воскресного дня с того берега отчалила лодочка и, борясь с течением, плавно заскользила по водной глади в сторону владимирского лагеря.
По всему было видно, что гребец опытный и хорошо знает речной норов, но долбленку все равно протянуло чуть ниже, и она с разлету врезалась в илистый берег по левую руку от ожидавших ее владимирцев. Из лодки выпрыгнул совсем молоденький паренек в беленой рубахе без всякого оружия. Зацепив долбленку за корягу, он, разбрызгивая босыми ногами холодную воду, побрел к чужакам.
– Вот так переговорщик! – присвистнул Могута.
– Не уважают, – добавил Якун, надувая губы.
Онузский посол оправил растрепавшиеся на ветру соломенные волосы, шмыгнул курносым новом и, подбоченясь, громко крикнул ломающимся юношеским голоском:
– Мне воеводу вашего надобно, беседу держать!
– А гривну тебе золотую на шею не надобно? – пробасил Могута, от чего по лагерю прокатился задорный хохот.
– И от гривны не откажусь, – с достоинством выпрямил спину парнишка, – но сперва воеводу.
– Кто таков? – рявкнул на него Якун.
– А ты воевода? – с сомнением посмотрел на него переговорщик.
– Ну, допустим, – скрестил руки на груди сотник.
– Врешь, воевода ваш вон тот, – безошибочно указал на стоящего поодаль Любима паренек.
Воины опять дружно загоготали, Якушка раздраженно сжал кулаки:
– Сказывай чего надо, заморыш, покуда в Дону не утопили, – прикрикнул он, угрожающе наступая на онузского отрока.
– Оставь, – резко крикнул Любим. – Эй, переговорщик, сюда иди!
Паренек,
