человек должен доверять Богу и не брать правосудие в свои руки.
– Да, – ответил Степан, – ибо сказано: «У меня отмщение и воздаяние».
– Обед подан, – раздался с порога голос Марфы.
В зале он обвел глазами склоненные головы детей: «Глаза всех к Тебе устремлены, и Ты даешь им пищу вовремя. Ты открываешь руку Свою и щедро насыщаешь все живое. Аминь».
– Аминь, – вразнобой отозвались они.
Марфа, смотря прямо на брата, добавила: «Справедлив Господь на всех путях Своих и верен слову Своему во всех делах».
Степан отвел от нее глаза.
За едой взрослые молчали. Дети, почуяв неладное, притихли, быстро собравшись спать.
– Я с Лизой посижу, – шепнула матери Тео. «Можно, она со мной ляжет?».
Женщина кивнула, искоса глянув на брата. Лицо Ворона застыло, словно вырубленное из камня.
– А где мама? – громко спросил Ник. «Почему она с нами не ела?».
– Она себя плохо чувствует, милый, – ласково ответила Марфа. «Пусть она побудет в покое, и все пройдет. Только не мешайте ей сейчас».
Налив себе полный бокал вина, Степан выпил его, одним глотком. Дети, убрав со стола, ушли. Они с Мартой остались одни.
– Что Петька? – хмуро спросил Ворон: «Когда вернется?». Невестка невозмутимо рассматривала трепещущие огоньки свечей.
– Пишет он, что дело затянулось. Как первая католическая лига в прошлом году распалась, герцог де Гиз зачал новую делать. Судя по всему, Пете еще долго мотаться между двором де Гиза и ставкой Хуана Австрийского, – Марфа отпила вина, – который еще не оставляет надежд освободить Марию Стюарт. Я тоже, – она положила руку на живот, – сейчас рожу, и летом вернусь в Нижние Земли, к королеве Шарлотте. Говорят, она без меня скучает, – женщина мимолетно улыбнулась:
– Да и детям будет полезно опять при дворе пожить. Здесь хоша и хорошо, но все же деревня. Однако, Степа, – женщина осторожно взглянула на брата, – я летом уеду, а на кого мальчики останутся?
– Ты все знаешь? – спокойно поинтересовался Степан. «И знала ранее?»
Марфа отодвинула бокал. «Маша мне только вчера сказала, когда я ее в кабинете застала. Травы она у меня искала, чтобы дитя скинуть».
– Поздновато она об этом задумалась, – нехорошо рассмеялся Степан. Марфа невозмутимо молчала.
– Я ее оставлю с мальчиками еще на два года, а как минует им восемь лет, дак я их заберу.
– А Маша? – еще более осторожно спросила Марфа.
– Пущай идет, куда хочет, ее судьба меня менее всего волнует, – Степан помолчал:
– Я найду куда пристроить ее ублюдка ее, но не здесь, а в Лондоне. Но только чтобы она не знала где.
Марфа сжала маленькую руку в кулак:
– Степан, ты что, умом тронулся! Ты как смеешь у матери дитя забирать!
– Я его воспитывать
