рядом, поговорить, поласкаться. Ты с Машей разговариваешь?
– Об чем с ней разговаривать? – в сердцах отозвался Степан. «О детях только, более она ничего не знает».
– Какой дурак, – простонала Марфа, опускаясь в кресло. «Господи, какой дурак! Ты почему со мной о политике говоришь?»
– Потому что ты про сие знаешь, – устало ответил ей брат.
– И Маша знает! И про книги знает, я говорю с ней. Ты приезжаешь, играешь с детьми, она тебя обихаживает, а ты и слова не скажешь, словно она безъязыкая, – Марфа все еще глядела на него:
– Ты муж, глава семьи, Евангелие им толкуешь, а в Евангелии сказано, что Мария у ног Иисуса сидела, и он с ней разговаривал! Что же ты за христианин, ежели Иисус тебе не пример? Даже в гареме, Степа, султан с бабами говорит, поверь мне! – она усмехнулась. «Там баб поболе, и не все они умные, как я, али жена твоя».
– Такая умная, что блудить начала, – не сдержался Степан.
– Я не говорю, что нет ее вины, – серьезно сказала Марфа, – есть. Но и твоя тоже есть. Ежели ты сейчас Машу выгонишь, дак сие тебе отольется. Сказано от Писания, кто из вас без греха, тот первый пущай бросит в нее камень. Ты без греха, Степа?
В комнате повисло тяжелое молчание.
– Я – не святой, Марфа, – наконец, сказал Степан.
– Дак никто не святой, милый мой, – вздохнула сестра.
Он поднялся: «Поеду в Лондон».
– Поешь, ради Бога, – устроившись на подлокотнике Машиного кресла, Марфа держала на коленях тарелку. «Или попей хоша, ребенок ни в чем не виноват, ты о нем подумай».
– Дети как? – Маша жадно выпила полный кубок сидра:
– Я налью, – Марфа остановила потянувшуюся за графином невестку, – ты сиди спокойно. Дети хорошо, спать легли. Он уехал.
– Куда? – Маша побледнела.
– Сказал, что в Лондон, – Марфа задумалась, – а ты пока складывай корзинку, что на первое время нужно. Я тебя завтра к себе домой отвезу. Там и родишь, и живи сколько хочешь.
– Степан тебя убьет! – ахнула невестка.
– Знаешь, милая, – жестко сказала Марфа, – кабы не дед мой, и не родители, упокой Господи души праведников, дак ничего бы сего не было, – она обвела рукой опочивальню, – потому как твой муж на колу бы торчал, а мой в остроге бы издох, и не спас бы их никто. Не Воронцовым указывать, что мне, Вельяминовой, делать.
– Но сие не твой дом, ты ведь за Петей замужем. Коли ты замужем, дак ничего своего нет, все мужу принадлежит, – измученно сказала Маша. «Закон такой».
– Я, дорогая, – сладко улыбнулась Марфа, – домом и не владею. Ты думаешь, что я законов не знаю? Сие дом казенный, сданный мне безвозмездно и бессрочно. Кого хочу, того и пускаю жить и Степан твой мне не указ. Пусть Ее Величеству жалуется. Посему собирайся, – подогнала она невестку, – детям скажем, что ты уехала в Лондон рожать, где к врачам ближе. Вот и все.
Маша тяжело поднялась:
– Марфа,
