style="font-size:15px;"> Кому-то досталась благая доля и награды в виде земель или губернаторства, но прочие испытали падение. Одних обвинили в причастности к богохульной или еретической секте и казнили. Другой воспылал страстью к любимому слуге шаха и был убит. Еще один проворовался и был позорно изгнан. Пока я читал эту историю людских злоключений, мое сердце плакало кровью от сочувствия. Сколь многие ушли дорогой моего отца!
Наконец я добрался до списков счетоводов, писцов и историков. Руки мои дрожали, когда я изучал этот лист. Заслужил ли мой отец внесения в летопись, мне не было известно. Летописцы очень часто завершают списки фразой «Никто из прочих не стоит упоминания» или чем-то сходным.
Но вот мое сердце словно замерло в груди.
Мохаммад Амир-и-Ширази: Родился в Казвине, служил шаху двадцать лет, стал одним из его главных счетоводов. Многие сослуживцы отмечали точность его счетов и спорое исполнение дворцовых дел. Казалось, ему было суждено подняться высоко в ряду чиновных людей, но однажды он был обвинен в преступлениях против шаха и казнен. Позже возникали сомнения в справедливости обвинений. В своей мироозаряющей милости шах не казнил обвинителя, но на такое его решение могло повлиять обстоятельство, что у того человека были могущественные союзники, которых шах не пожелал оскорбить. Лишь Богу ведомо точное состояние дела.
Почему, о почему летописец не упомянул имени того придворного? Каково было его положение, если даже шах его не наказал?
Я решил рискнуть и спросить Эбтина. Поманил его, и он приблизился с недовольным вздохом.
– Видишь это описание?
Он вгляделся и поднял глаза. Я никогда не видел, чтоб человек читал так быстро.
– Ну и что из того?
– Как имя придворного?
– Откуда мне знать?
– Бога ради, ты же историк!
– Если оно не записано, это значит, нам неизвестно. Где взять время бегать и выяснять подробности о второразрядном чиновнике? Потом всем будет наплевать на этого Мохаммада Амира.
Я встал так резко, что толкнул столик и лист рукописи скользнул на пол.
– Мне не наплевать!
Историк нагнулся подобрать страницу и, выпрямляясь, наступил на край длинного халата.
– Да ты его помял, ишак! Говорил я тебе, аккуратнее!
– Так же, как ты с подробностями?
Он обругал меня, и я ушел, с изумлением видя, что концы пальцев у меня окрашены красным, словно я окунул их в кровь моего отца.
Исмаил написал Пери, что получил ее письмо и что незамедлительно отбудет из Кахкахи для восстановления своего полноправного положения в столице. Когда он впервые услышал о смерти отца и Хайдара, то приказал запереть дверь крепостной тюрьмы, уверенный, что это обман, и ждал, пока перед воротами крепости не собралась преданная ему знать. Когда они подтвердили это известие, он разрешил отпереть двери. Он писал, что жаждет увидеть сестру после многолетнего отсутствия и что благодарит Пери за поддержку.
