нужно, однако не делай это публичным действом.
– Почему же нет?
– Потому что это мой последний выбор.
– Дитя мое, какая ты странная! – раздраженно протянула мать. – Что за женщина, которой не хочется замуж!
Пери отвернулась:
– Ты не поймешь – твоя кровь лишена этого.
– Ой-ой-ой! – сказала мать. – Я никогда не выдавала себя за особу царской крови, как ты. Но скорее всего, твоя кровь и виной всем твоим причудам по сравнению с другими женщинами.
– Возможно, – отвечала Пери тоном, означавшим конец, словно захлопнувшаяся дверь. – Матушка, я хотела бы просидеть с тобой весь день, но сейчас лучше позволь мне вернуться к моей работе.
– Тебе позволено, – отозвалась Дака, с усилием поднимаясь. – Но не забудь: защищать тебя – мое право. Сохраняй это в сердце, даже если тебе не нравится выбранный мною для этого способ.
– Конечно, матушка, – смягчилась Пери. – Остаюсь твоей преданной дочерью.
Дака прошествовала к дверям с гордостью старого израненного воина, наконец-то победившего в долгом сражении.
Пери покачала головой и вздохнула:
– Надежда вновь затрепетала в ее сердце!
– Повелительница, неужели вы никогда не выйдете замуж? – спросил я, надеясь, что так оно и есть.
– Только Бог это знает, – рассеянно отвечала она. – Правда в том, что я не слишком об этом задумываюсь, а вот моей матушке это дает занятие. Теперь давай вернемся к нашим планам, пока еще не слишком поздно.
Тем вечером я получил письмо от моей сестры Джалиле, которой уже было четырнадцать. Я нетерпеливо вскрыл послание, желая узнать новости. Джалиле сейчас жила с троюродной сестрой нашей матери в маленьком городишке на жарком и сыром побережье Южного Ирана. Она писала мне каждые два-три месяца, что позволяло следить за новостями ее жизни и успехами в учебе. Следить за ее обучением издалека было непросто, но я настоял, чтоб матушкина сестра наняла самую лучшую наставницу, и теперь, невзирая на тетушкины жалобы, посылал деньги наставнице напрямую.
Джалиле писала, что погода у залива становится все жарче и влажнее, все труднее сохранять голову свежей, но стоило ей приступить к изучению стихов Гургани, как все изменилось.
Его речь так прекрасна, что мне хочется прыгать и танцевать. Когда он советует следовать нашим прекраснейшим желаниям, пока наша глина не рассыпалась, мне хочется попроситься к нему в ученики! Но тут моя наставница напоминает, что я должна учиться быть неуклонной, как солнце, и я смиряю мое бунтующее сердце и повинуюсь.
Дорогой брат, радуют ли вас мои письма? Не найдется ли у вас для меня какого-нибудь места? Я почти выросла, как непрестанно напоминает мне моя тетушка, и жажду быть полезной…
Если бы я только мог что-то сделать! Джалиле сейчас писала намного лучше дворцовых женщин. Я жаждал попросить Пери нанять и ее, но она только что взяла на службу меня, и было слишком рано просить о таком серьезном одолжении. Я не хотел разбивать сердце Джалиле –
