не о чем. Сытый и довольный, я внимал телевизору. Мой кругозор расширялся за счет научных познаний о космосе как таковом, и в частности − о неизведанных вселенских мирах, инопланетных контактах и внеземном будущем человечества. Познаниями этими так и сыпала передача, транслируемая по моему любимому и специализирующемуся на подобных темах заграничному каналу. Казалось, я был поглощен ею всецело, когда неожиданно в непосредственной близости от себя ощутил горячее собачье дыхание.
***
Она стояла рядом, у края постели, где возлежало мое измотанное за день тело, и переминалась с ноги на ногу.
Ее глаза, буквально вонзенные в глаза мои, направляли мне очень важные и волнующие ее вопросы: вправе ли она претендовать на краешек места, где спит человек, может ли вообще она заслужить это право?
Я увидел в ее глазах и другое: страстное желание оказаться в постели человека, рядом с ним, и не просто рядом, а к нему прижавшись, и, быть может, даже приласкаться. Почему бы и нет?!
Мне подумалось, что она с куда большей радостью приласкалась бы аналогичным способом к жене, но та была вечно занята по хозяйству и в постель ложилась лишь для сна.
Живот мой сжался в сладостном томлении − я предвкушал, что сейчас девочка запрыгнет ко мне на кровать, ляжет подле, и тепло собачьего тела передастся мне, окутав сердце блаженством. Я уже любил эту чужую собаку; любил как неотъемлемую частицу своей жизни, себя самого, как нечто значимое в себе. Но все это второстепенное. Я любил ее как своего ребенка − вот основное.
“Запрыгивай, дорогая!” – пригласил я, приветливо улыбнувшись, и похлопал по пустому пространству на постели, что было между мной и занавешенной ковром стеной.
Хортая озорно мне мигнула, признаваясь, что не ожидала столь скорого исполнения своего желания, а заодно будто переспросила: “Неужто можно?!”
“Конечно, можно”, − произнес я как можно мягче и еще разок хлопнул по постели.
С непередаваемой легкостью хортячка взлетела в воздух и, перемахнув через меня, как пушинка, очутилась на указанном ей месте.
Деловито умостившись напротив меня в позе сидя, в знак признательности за приглашение, она подала мне лапку – узкую, вытянутую, два средних пальца которой были длиннее пальцев крайних. Лапку борзой!
Я взял ее лапку в свои руки и прижал к щеке. Если бы кто-нибудь пронаблюдал то, что произошло мгновением позже, он изумился бы молниеносной стремительности, с которой хортая подалась ко мне телом, и вместе с тем – нежности, с которой она прильнула к моей груди.
Энергетика другой жизни моментально слилась с энергетикой моей, и меня охватило блаженство, которого я ждал.
***
− Наконец-то, − прочувствованно молвила жена.
По хозяйственным делам она наведалась в спальню и нечаянно увидела трогательную сцену моего и хортой единения. А увидевши, обратила к девочке свой просящий голос:
−
