жены сделалось счастьем семьи и стало полниться временем, которое не приносило известий, что наша Дюна нужна кому-либо еще.
На всякий случай – когда бы прежний хозяин все-таки нашелся, − чтобы обезопасить будущее собаки, жена приняла решение, что за так Дюну не отдаст. Сначала получит доказательства любви, важнейшим из которых, по ее твердому убеждению, должно будет стать обращение прежнего хозяина в суд с истребованием собаки из нашего владения. Если, полагала жена – и мы с сыном были с нею согласны, − прежний хозяин не поскупится на судебные расходы, Дюной он действительно дорожит, а следовательно, не пожалеет денег и на долгосрочное лечение, в котором нуждалась девочка. Тогда, выступая в суде в качестве ответчика, жена иск признает.
На том мы и успокоились.
***
Внезапное пополнение в нашем семействе не осталось незамеченным соседями по подъезду. Добрая их половина с судейской взыскательностью и беззастенчивостью ближайших родственников сей миг призвала нас к ответу, отчего де появившаяся у нас собачка такая хилая и никудышная. Глаза соседей пылали негодованием, а общее суровое выражение их лиц свидетельствовало о неприятии, которое могло относиться только к отверженным.
Узнав же от нас о выпавшей на долю собаки участи беспризорной и уяснив тем самым причину ее безобразной худобы и болезненного вида, соседи великодушно сменили гнев на милость и порекомендовали побольше собачку кормить − будто сами мы сообразить были не способны.
Все ж, участие соседей нас тронуло – оно было сердобольным.
С той поры своим недремлющим оком обитатели нашего подъезда отслеживали все выгулы Дюны и по истечении каждой новой недели озвучивали нам происшедшие с собакой перемены и свое к ним отношение. Перемены их устраивали, поскольку, выпиравшие поначалу наружу, кости Дюны понемногу обволакивались мяском, а в ее глазах появилась уверенность выздоравливающего.
Дюна и вправду уже не выглядела бедолагой, и человеку, неискушенному в теме собачьей преданности, могло показаться, что она обрела в нашем доме внутренние покой и счастье.
Нам так не казалось.
Тосковать Дюна не перестала. Тоска собачьей души по привычному, но однажды потерянному ею миру отражалась в домашнем поведении Дюны.
На улице она была полна надежды вернуть прошлое, продолжая искать старых хозяев, и радовалась своей надежде. В квартире радость девочку покидала.
Дюна уходила в себя и, даже прижимаясь в постели ко мне или к жене, к нам не возвращалась. Она мечтала о людях других.
Тоска Дюны нас угнетала, и мы старались для девочки изо всех сил: жалели, холили, лелеяли, берегли.
Мы ее любили, и нам хотелось, чтобы радость жизни заполыхала в ее страстных борзых очах.
Но всему нужно время. Оно вершит и преображает.
Оставалось – ждать.
Мы готовы были ждать от Дюны ответной к нам расположенности сколь угодно долго, лишь бы дождаться.
***
