когда Эй поднимается на площадку.
– Я вернулась, а тебя нет, – сообщает она, отжимая мокрые волосы. – Я уже думала, тебя оборотни загрызли! Они там опять жрут кого-то… Что, и тебя поели?
– Нет, я бабочек гонял, – объясняю. – Не приближайся, если ты голодная.
– Я не голодная, – заверяет она. – А ты скоро станешь несъедобный. Потому что умрёшь. Пошли, а то столько крови без толку пропадает, смотреть тошно!
В комнате, при нормальном освещении, она кажется такой бледной, что, наверное, не врёт про тошноту. На самом деле крови совсем чуть-чуть, но Эй трясётся над каждой каплей, и в этом вопросе с ней бесполезно спорить. Кровь – это жизнь и так далее. Но перевязывать она не умеет и четыре пустяковые ранки обрабатывает целый час, периодически отбегая к окну подышать воздухом.
– Зачем ты себя изводишь? – спрашиваю я, устав от её беготни. – Это просто бабочки, они меня сто раз кусали. Как-то справлялся.
– Я тоже хочу справляться, – уверяет она. – Кажется, я уже меньше боюсь.
– Чего? Укусов? – уточняю я, натягивая сухую рубашку.
– Тебя, – вздыхает Эйка. То есть вот так вот – она не дышит, а вздыхать умудряется.
Я смотрю на неё в понятном недоумении.
– Ты меня боишься?
Это так… неожиданно.
– Ничего не могу с собой поделать, – признаётся она, глядя на дождь в окне. – Я всего лишь творение магии, а ты творишь саму магию. Ты одним росчерком пера способен всё изменить.
– Что изменить? – поражаюсь я.
– Что захочешь.
Я пытаюсь это понять. Кажется, она уже убедилась, что чародей я никудышный. Но, видимо, и это слишком.
– Это просто вещь, – объясняю я, доставая из-под подушки Перо. – Им можно записать заклинание, но… Это просто вещь. Потрогай, если хочешь!
Она колеблется, потом неуверенно протягивает руку, но сразу отдёргивает её и дует на пальцы.
– Извини, я не знал, – говорю я, поспешно убирая Перо. – Знай я больше, я бы тебе помог.
И себе заодно.
Она поднимает брови:
– Вот как? Мне нужна помощь, по-твоему?
Дождь не прекращается всю неделю. Мне слегка нездоровится после встречи с дурацкими бабочками, как-никак, они ядовитые. Поэтому большую часть времени мы без дела валяемся на чёрной шкуре, расстеленной на полу. Я учу Эйку читать, записывая в воздухе слова волшебным Пером. А потом откапываю на пыльной полке забытую игру: по расчерченному на полосы голубому простору скользят белые и алые корабли. Половины, правда, не хватает, но так даже веселее. Можно на ходу выдумывать правила. В перерывах между морскими боями мы болтаем или просто слушаем дождь, и я даже соглашаюсь съесть на спор одну волосатую ягоду. Они не вредные, нет. Но такие кислые, что я до вечера не могу отплеваться. И голова с них кружится.
На третий день дождь ненадолго иссякает – как
