не запыхалась. Она вообще не дышит, по-моему.
– Жаль только, что платье запачкала! – сокрушается.
– Ничего, с синей водой отстирается, – обещаю я, отряхивая от песка шкуру.
– У вас эта вода прямо на все случаи! – дивится Эйка. – А есть её можно?
– Нельзя, – бросаю я хмуро.
Пить можно. Покойный папаша этой жидкости потреблял больше, чем маяк. Что и сподвигло его пуститься а плавание. Может, он драконов каких начал видеть – кто же знает?
Чтобы не вспоминать о грустном, я возвращаюсь к делу. Шкуру ещё надо растянуть на чём-то. Но так, чтобы ночью её оборотни не попортили. Я уже и место присмотрел – там над тропинкой две ветки нависли одна поверх другой. Как раз то, что надо. В последний раз я по деревьям лазал мальчишкой, но, думаю, и теперь бы справился. Если бы эта нечисть меня в покое оставила.
– Давай, я заберусь, – упрашивает. – Мне легче!
И раз! – на когтях вверх по стволу. Проворнее кошки.
– Что стоишь? – спрашивает. – Кидай, я поймаю.
Спорить готов, да не с кем – это она нарочно у меня над головой встала! Но я упорно смотрю на горизонт, закрепляя верёвки. Так упорно, что чуть не приматываю ей ногу.
– Эй! – вскрикивает она, поджимая ступню. И спокойно стоит на одной ножке, ни за что не держась.
– Умница, – говорю я. – Имя выучила.
Она отбрасывает за спину косу и садится рядом с растянутой на ветках шкурой.
– Снимешь меня?
– По-моему, ты сама прекрасно спрыгнешь, – уверяю я, прикинув расстояние.
– Так камни же! – морщится Эйка.
Я ставлю её на землю, но при этом смертоносные зубы оказываются слишком близко от моей шеи.
– В обуви не пробовала ходить? – интересуюсь я, отступив назад.
– А по деревьям как лазать? – не понимает она. – Тут либо красота, либо польза! Тебе ещё надо помогать или хватит? А то солнце яркое, я бы лучше в сундучке полежала.
– Иди, – говорю я с облегчением. – Только ближе к воде, там камни гладкие.
Глядя ей в след, я всё равно беспокоюсь, как бы она не повредила ногу. Вздор, конечно! Её с любой высоты кидай – ничего не будет. Нежить, она и есть нежить.
Вечером, ближе к закату, она выбирается из сундука уже в жёлтом платье. Мы устраиваемся за столом, поближе к окну. Стёкла запотевают от вечерней прохлады. Солнце опускается в океан, растекаясь по горизонту кроваво-алой полоской. Я рассказываю про алфавит, а Эй рассказывает про дальние острова. Ни от того, ни от другого нет никакой пользы. Зато красиво.
* * *
Примерно с месяц всё идет более-менее. Эйка питается раз в стуки, ночью. Потом спит до полудня. Снятую с оборотня шкуру я постелил ей в сундук – для уюта. Ещё гвозди прибил – платья вешать. И расчистил пару полок. Правда, ей нечего туда класть, разве что гребешок. И челюсть какой-то зверюги с зубами в три ряда. Эй говорит, что нашла эту кость в лесу. Как было на самом деле, не хочу
