простив своего врага князя Василия Шуйского, он затем разрешил ему и князю Федору Мстиславскому жениться, тем самым показав всем, что изначально не собирается подозревать их детей в соперничестве за трон с его детьми. В.И. Шуйскому он сосватал свойственницу Нагих, а в качестве приданого отдал некоторые земли, принадлежавшие ранее Годуновым, правда, венчание назначил через месяц после своей свадьбы. А Ф.И. Мстиславского он женил на своей «тетке» из рода Нагих. Милость государя в дальнейшем была распространена и на приверженцев Годуновых, да и на них самих, оставшихся в живых. Сабуровы и Вельяминовы были возвращены в Москву и получили должности вплоть до боярства, а оставшихся Годуновых царь назначил воеводами в Тюмень, Устюг и Свияжск.
Одним из своих главных деяний царь Дмитрий решил сделать борьбу с коррупцией в России, запретив брать взятки в приказах, но даже битье палками на торгу не смогло изменить ситуацию в стране с этим злом. Голландский торговец Исаак Масса, очевидец этих событий, считал, что не было ни одного дьяка в приказах, не отведавшего царской немилости. Вообще действия Дмитрия создали ему в народе репутацию «доброго царя», о котором во все времена так мечтал русский народ. Он поручил своим чиновникам собрать у населения все накопившиеся жалобы на прежних воевод, дабы предать этих насильников над народом русским строгому суду. Государь решил сам дважды в неделю – по средам и субботам – принимать жалобы от москвичей на Красном крыльце в Кремле, чтобы никакая волокита не позволила виновным в притеснениях народа уйти от ответственности.
Своей главной опорой в стране царь Дмитрий сделал стрельцов, увеличив им жалованье в два раза, и мелкопоместное дворянство. Надо отметить, что и экономическое положение страны за год его правления улучшилось, хотя это могло быть всего лишь следствием успешного сбора урожая в условиях наступившего мирного времени по сравнению с предыдущими, беспокойными военными годами царствия Бориса Годунова, не говоря уже о голодных, неурожайных 1601–1603 гг.
Вместе с тем бояре, столкнувшиеся со строптивым характером нового государя, думали, как лучше и легче избавиться от него. Р.Г. Скрынников утверждает, что царь Дмитрий для опровержения все увеличившихся слухов о его самозванстве повелел выкопать похороненного в Угличской церкви убиенного младенца, чтобы перезахоронить вне церковных стен. Но вроде бы на защиту этого покойного мальчика встала инокиня Марфа Нагая, обратившаяся за помощью к московским боярам, перед которыми ей якобы пришлось раскрыть свою тайну. Она же, по словам Р.Г. Скрынникова, помогла боярам наладить связи с Краковом.
Эта версия построена на сведениях, содержащихся в записках гетмана Жолкевского, по которым Марфа Нагая через какого-то шведа передала королю Сигизмунду III весть о самозванстве московского царя. Вероятно, этим шведом мог быть Петр Петрей, который действительно был в эти сроки в Москве и в Кракове. Аналогичные сведения привез и польский посол
