на суетящуюся Маньку, не отвечая на ее вопросы, словно той вообще в хате не было. Маньке стало даже обидно.
– Не девка, а зверек какой-то, – подумала она про себя.
Марьяна даже не пошевелилась, когда вошел Василь. Он же, попав с яркого солнца в полумрак хаты, не заметил сидящую в углу дочь, и сразу подошел к жене. Анна лежала в полузабытьи, прикрыв глаза, и тяжело, хрипло дышала. Василь стоял около кровати в растерянности, не зная, что делать, что сказать. Почувствовав его присутствие, Анна открыла глаза.
– Пришел, – еле слышно прошептала она. – Пусть Манька с Марьяной уйдут из хаты. Мне мало осталось, поспеши…
Василь попросил Маньку уйти и увести девочку. Этой просьбой Манька была уязвлена до глубины души. Она считала, что после всего сделанного ею для Анны, было просто несправедливо выставлять ее из хаты, не дав послушать последнего слова ведьмы. Марьяна отца не послушалась и уходить не захотела. Тогда Василь взял дочку на руки, без лишних слов вынес во двор и посадил на траву. Манька вышла следом. Василь вошел в хату и прикрыл за собой дверь.
– Выгнали нас с тобой, – с досадой сказала Манька и вздохнула. – Эх, да что же это такое деется-то.
Ей так хотелось узнать, о чем говорят Василь и Анна, что она на цыпочках пошла было к двери, в надежде что-нибудь подслушать.
– Стой, – раздался звонкий голос Марьяны.
– А? – Манька вздрогнула и оглянулась.
– Стой, – повторила девочка. – Не ходи.
– Почему?
– Не ходи.
Марьяна смотрела на Маньку очень серьезно и пристально, так что той стало не по себе.
– Да я и не иду никуда, – ответила Манька, подошла к калитке и нарочито громко произнесла, – и куда это мой Тимофей делся?
Но даже если бы любопытная баба и подобралась к двери, вряд ли что она услышала бы: Анна говорила очень тихо, а Василь больше молчал.
– Василь, слушай – еле-еле шелестел голос Анны, – это Олеся меня погубила. Она столкнула меня в колодец и оставила умирать. Это она тогда Марьяну напугала. Не оставь так. Отомсти за меня, за Марьяну…
– Ты делала ей залом? – задал Василь мучавший его вопрос.
– Да, делала. Но она первая пошла к Кузьминичне на меня смертельную порчу наводить. Да та испугалась.
Губы Анны скривились в жалком подобии улыбки.
– Боится меня старуха, знает силу. Василь, поклянись, что отомстишь Олеське… Поклянись мне жизнью своей.
– Страшное ты просишь, Анна.
– А не страшное она сделала? Она же не остановится, она меня в могилу свела и за Марьяну примется. Неужели за дочку не страшно?
Анна смотрела Василю в глаза и из последних колдовских сил внушала ему мысль о мести. Мужик попытался отвести взгляд и не смог. Как завороженный смотрел он на жену, а она все шептала и шептала.
– Ночь выберешь потемнее… двери припрешь снаружи и окна тоже… вокруг дома соломы
