оно тебе в жизни-то.
С тех пор Кузьминична всегда брала с собой Марьяну, когда ее звали к заболевшей скотине. Старуха осматривала животину, а потом тихо спрашивала у девочки, что мол, Марьяна, видишь? Девочка всегда безошибочно говорила, где у бедолаги черное пятно, которое беспокоит, и от которого вся беда. Но к захворавшим людям Кузьминична Марьяну не брала, заговоров не показывала, только один раз, хлебнув изрядно браги, полученной за работу, научила сводить бородавки. Девочка тосковала по матери, по отцу, но при Кузьминичне старалась не показывать виду, если и плакала, то в уголке, втихомолку. Старуха, конечно же, все замечала, качала головой, мол, кремень-девка хоть и маленькая, но с утешениями не лезла. Понимала ведьма, что не нужны тут ее утешения.
С раннего утра Марьяна начала собирать в узелок свои нехитрые пожитки.
– Что это ты делаешь? – спросила ее Кузьминична.
– Собираюсь, – ответила Марьяна, – сегодня батя за мной придет.
Кузьминична приняла ответ как должное, не удивилась и не спросила девочку откуда она это знает.
Василь пришел после полудня, обнял дочку и спросил:
– Как жила без меня? Не обижали тебя тут?
– Скучала я по тебе, – ответила девочка. – А так интересно было. Мы с Кузьминичной корову лечили и коз. И даже одну свинью лечили.
– Обижали! – рассердилась старуха. – Все одно у тебя на уме. Слова доброго от тебя не услышишь, только поклеп один.
– Ну не ворчи, – примирительно сказал Василь, – это я так, для красного словца. Вот уж возьми, не обессудь.
Он протянул Кузьминичне платочек. Старуха взяла подарок, развернула, осталась довольна, но продолжала что-то ворчать себе под нос. Не столько от обиды, сколько просто так, для порядка.
– А мне принес гостинчик? – спросила Марьяна.
– А как же! – ответил Василь и положил на стол сверток. – Такого гостинца ни у кого в деревне нет. Ахнешь как увидишь!
Он осторожно развернул тряпицу, и взорам Марьяны и Кузьминичны предстала кукла. Да какая кукла! Не чета тем перетянутым пучкам соломы, свернутым матерями на скорую руку, чтобы занять дитя, не чета тем куколкам побогаче, вырезанным из дерева и ярко раскрашенным, что привозили отцы с ярмарок. Это была настоящая фарфоровая кукла, с голубыми глазами, желтыми завитыми волосами, в шляпке и сиреневом платье с кружевами.
– Ох ты, что есть то! – воскликнула пораженная Кузьминична, а Марьяна так просто остолбенела, не в силах произнести ни слова.
– Да откуда же у тебя красота такая? – спросила старуха. – Она же денег стоит немеряно. Али украл?
– Скажешь тоже, украл! – довольно сказал Василь, наслаждаясь произведенным эффектом. – Мне ее подарила паненка Разумовская.
– Это за что же паненки такие подарки мужикам делают? – прищурилась Кузьминична.
– А вот жизнь я ей спас.
– Ой ты!
– Да, так вот. Пошли мы как-то под вечер с мужиками на речку. День хоть и осенний, а жаркий
