банальный повод пообниматься под музыку… Существуют только два места, где беспорядочные объятия считаются нормальным делом – бордель и танцевальный зал»[180].
К тому времени, впрочем, большинство жителей городской Америки рассматривало вальс и тустеп как вещи безобидные и даже в каком-то смысле старомодные – несмотря на то, что вальсирование было популярным развлечением, к 1910-м гг. и тустеп, и марши Сузы, которые породили его, постоянно высмеивались как вещи нелепые и скучные. Тем не менее деревенская публика и недавние иммигранты еще не привыкли к идее танца, в котором партнеры находятся близко друг к другу. Множество сельских сообществ по-прежнему предпочитало square dance[181] с французскими названиями – allemand, dos-à-dos, chassé, – и семьи приезжих из сельской местности в Нью-Йорке и Чикаго до сих пор подавали друг другу руки, выстраиваясь в порядок деревенского кругового танца. Польки и вальсы были основой репертуара танцевальных залов уже в течение полувека, тем не менее многие родители до сих пор содрогались от ужаса, представляя свою дочь в объятиях какого-нибудь незнакомца. Почтенный танцевальный инструктор Томас Фолкнер писал в своем часто перепечатывавшемся трактате «От танцзала до ада»: «Любая женщина, которая холодна от природы настолько, что не умеет возбудиться идеально исполняемыми движениями вальса, совершенно неспособна сделать своего мужа счастливым, но если она готова предаваться подобным удовольствиям с любым завсегдатаем танцевального зала, то она не та женщина, которую какой-либо мужчина захочет взять в жены»[182].
Несмотря на все сопряженные с ним угрозы, вальс по крайней мере попал в Америку из Европы, и даже не просто из Европы, а из Германии, что было особенно престижно. Новые танцы пришли в залы прямиком из борделей Барбари-коаст, так что беспокойство родителей было вполне объяснимо. Поразительным, однако, было то, что многие из них вскоре сами принялись кружиться и подскакивать под мелодии рэгтайма по будним вечерам в самых шикарных отелях Манхэттена. Причиной этой перемены была пара с привлекательными сценическими именами «мистер и миссис Вернон Касл». Вернон Касл (урожденный Вернон Блайт) был танцором и актером, обладавшим стройной фигурой и безупречным английским акцентом. Его жена, Айрин, дочь врача из Нью-Рошели, была столь же стройной женщиной, знаменитой своей прической каре и крайне модными одеяниями. Каслы неплохо танцевали, но важнее здесь, по-видимому, было то, что они являлись добропорядочной, состоящей в браке парой англосаксов, не похожих на тех евреев, ирландцев и выходцев из Средиземноморья, что составляли тогда основную массу участников шоу-бизнеса. Вернон танцевал и исполнял комедийные номера на Бродвее, но в нем не было и следа привычек и черт обитателей Ист-Сайда или же завсегдатаев забегаловок на Боуэри, и когда пара в 1913 г. дала дебютное выступление в Café de l’Opéra на Таймс-сквер, у нее уже за плечами был успех в парижском Café de Paris. Их представление было уникально сдержанным и утонченным: они тихо просидели за частным столиком около сцены до полуночи, а затем поднялись и полетели по комнате, слово пара очаровательных посетителей, которые по чистой случайности двигались более изящно, нежели
M. F. Ham,
Thomas A. Faulkner, “From the Ballroom to Hell”, цит. по: Maureen Needham, ed.,
