и ни с кем не чувствовал себя так легко. С каждым приходилось играть какую-нибудь роль, а вот именно с ним хочется просто говорить. И хотя по-настоящему они общались всего несколько раз, гасконец хорошо запомнил, как непринуждённо, несмотря ни на что, ему давалась беседа. Как будто они с д’Эстурвилем и впрямь были давними приятелями.
Размышляя подобным образом, он снова убеждался, что всё далеко не так просто, как хочется думать.
И что поездка домой, какой бы тяжёлой она ни оказалась, однозначно пойдёт ему на пользу.
…
И всё-таки двадцать дней пути основательно утомили его.
Ужасно захотелось добраться наконец до Кастельмора, обнять родных. А потом вымыться по-настоящему и проспать хотя бы сутки, не вздрагивая от малейшего шума и не вытаскивая пистоль из-под подушки.
Юноша искренне обрадовался, увидев вдалеке очертания первых домов Артаньяна.
И, не раздумывая, направил коня через деревню.
Заставил животное идти чуть тише, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Артаньян не изменился. Те же дома, такие же ухоженные улицы. Подъезжая к деревне, Шарль видел аккуратные участки полей, над которыми уже зеленели первые всходы. Сады стояли, окутанные дымкой цветов – а он, оказывается, отвык за три года от настоящей весны…
Одним словом, Пьер заметно поскромничал, описывая свою с Полем хозяйственную деятельность. Крестьянам явно жилось не хуже, а, может быть, и лучше, чем при г-не Ангерране.
И тем не менее, при виде знакомых мест молодой человек не испытал и тени ожидаемого волнения. Разглядывал Артаньян, с которым было связано столько воспоминаний, и думал с удивлением, что вот так же спокойно он миновал сотни деревень и, наверное, так же спокойно, без тени сожаления, пустится, когда придёт время, в обратный путь.
Он так ждал этого ни с чем не сравнимого чувства, которое охватывает душу при возвращении домой, а сердце бьётся абсолютно спокойно.
Какой же он стал бесчувственный чурбан…
Невольно пришло в голову, как сын доктора Роже обвинял его когда-то, что у него ледышка вместо сердца. Это случилось на похоронах Жака, впоследствии Шарль так и не помирился с друзьями. Помнится, Серж просил его зайти перед отъездом, но не сложилось. Да и к тому же, он не видел в этом никакого смысла. После смерти Жака все связи с артаньяновскими приятелями как-то разорвались в одно мгновение, и юноша не испытывал в их восстановлении ни малейшей потребности.
Но вот обвинение в бессердечности, видимо, всё-таки задело, если он помнит о той ссоре до сих пор.
И Шарль, чтобы доказать себе обратное, решительно развернул Ворона в сторону кузни.
Интересно, что с ней, потому что Пьер, словно боясь причинить брату лишнюю боль, ни в одном письме не упоминал ни о доме Жака, ни о кузне.
Стук молота он услышал ещё издалека.
Въехал на такой знакомый двор, а вот заставить себя спешиться так и не сумел.
Заболело сердце, и перешибло дыхание
