Сказочный персонаж пытается изменить утилитарный мир людей, разорвать привычную для них цепочку жестко рациональных отношений. Сирень-спаситель не является идеальным героем. Она не способна вместить в себя беспорядочное многозвучие мира. В широком философском аспекте семантический уровень образа Сирени в повести проясняется в контексте вечной проблемы враждебности мира по отношению к добру, воспринимаемому людьми как глупость или наивность (в этом смысле интересен рассказ Т. Н. Толстой „Соня“). Сказочный образ Л. С. Петрушевской соседствует с мотивом плача, стенания. Примечательно, что еще Овидий в книге „Метаморфозы“ описал превращение нимфы Сиринкс в „болотный тростник“ сирени, испускающий на ветру жалобные звуки. Две жемчужины – слезы феи, упавшие в песок, которые нашел малыш Кузя и отдал бабушке, олицетворяют счастливый случай, избавляющий героев от страданий.
Образ застывших слез появляется в сказке Г. Х. Андерсена „Последняя жемчужина“. Ангел-хранитель родившегося дитя, разговаривая с Гением семейного уюта, стоявшим у изголовья кровати младенца, выясняет, что в венце земных благ ребенка (здоровье, богатство, счастье, любовь) отсутствует одно сокровище – последняя жемчужина. Херувим приводит Гения к гробу умершей женщины: „– Она тут! – сказал ангел-хранитель и указал на фигуру, сидевшую в углу. На том самом месте, где когда-то сиживала, бывало, при жизни мать семейства, окруженная цветами и картинами, откуда она, как благодетельная фея домашнего очага, ласково улыбалась мужу, детям и друзьям, откуда она, ясное солнышко, душа всего дома, разливала вокруг свет и радость – там сидела теперь чужая женщина в длинном одеянии. То была скорбь; теперь она была госпожой в доме ‹…› По щеке ее скатилась жгучая слеза и превратилась в жемчужину, отливавшую всеми цветами радуги“ [Андерсен, с. 47]. В жемчужине скорби Г. Х. Андерсена причудливо сплетаются социальное и религиозное, рациональное и чувственное, подчеркивающие нюансы земной жизни человека: „Она еще ярче оттеняет блеск и красоту других. Видишь в ней сияние радуги – моста, соединяющего землю с небом?“ [Андерсен, с. 47].
Внимание Л. С. Петрушевской не концентрируется на антиномии „явь – вымысел“ или „идеализм – материализм“, „религиозность – безбожие“. Автор сталкивает добро и зло в новой жанровой ситуации, усматривая в чуде – существовании Города Света – истолкование абсолютной истины. Оказавшись в городе феи, ребенок увидел шары, купола, башни, сады, сверкающие грани стеклянных домов, фонтаны, чего нет в реальной жизни „дурачка“ (вариант мотива юродства).
В городе герой видит страшный сон: «‹…› то войны и сражения, а то голод, тьму, казни, когда людей прибивали к столбам ‹…› потом он видел, как львы валят и грызут женщин, детей и стариков в каких-то специальных цирках ‹…› огромные, как грозовые облака, грибообразные взрывы, людей, которые обращались в тени на камне…» [Петрушевская, 2005, с. 89–90]. Здесь иносказательно говорится о драматических страницах истории, о чем четырехлетний ребенок не может знать, но они его пугают. Говорящий кот Мельхиор со своим хозяином получают
