целесообразность и смысл которого порождены одной персонализированной первосущностью.
Религиозное наполнение менталитета требует большого и особого разговора. Ограничимся пока обозначением некоторых проблем. Как национальный характер повлиял на выбор наиболее представленной в России религии – православия? Какое влияние, напротив, религия оказала на его модусы и трансформации? Каковы взаимоотношения менталитетов субэтносов с другими религиозными направлениями: исламом, буддизмом, с различными христианскими конфессиями? Каково взаимодействие религиозных ментальных структур между собой? Эти вопросы требуют глубокой теоретической проработки. Не менее, если не более, труден анализ «национального» блока: национальности как осознаваемой или неосознаваемой принадлежности к определенной общности людей, называемой нацией. Определений нации множество. Не приводя всем известную марксистскую «пятичленку», отметим только, что доминантными в ней были экономические аспекты. Сейчас на первый план все больше выдвигаются аспекты духовно-психические, типа «общая слава в прошлом и общая воля в настоящем; позади – наследие славы и раскаяние, впереди – общая программа действий» (Ренан). Перевод понимания национальности с природного уровня на социальный и духовный требует выхода и в общекультурное ментальное пространство. Особый аспект исследования менталитета открывает нам художественная литература – традиционно емкий для России «накопитель» и осмыслитель культурем и мифологем народного сознания. Источником анализа менталитета не раз выступали художественные образы, сказки, поэтические и прозаические смысловые структуры и символы. Вполне возможно, что именно здесь найдет свое основание уже упомянутая гипотеза о своеобразной «пузырьковой камере», позволяющей увидеть невидимое, отрефлексировать субстанциальное и неструктурируемое. За художественно-философскими идеями, за «кочующими» сюжетами, за «больными» и вечными вопросами литературы, несомненно, скрываются глубинные архетипы мысли и чувствования народа. Эти аспекты ментальных исследований требуют особого разговора, так же как и сама языковая ткань, соединяющая этнические общности, несущая в себе историческую память о прошлом и взгляд в перспективу этнической судьбы. За привычными выражениями, необычайно емкими словечками стоят целые пакеты ментальных программ. Таковы наши знаменитые на весь мир «авось» и «ничего!». Первое обросло парусами и доплыло до Америки, второе поразило своей многозначностью самого Бисмарка, неоднократно слышавшего его в разных контекстах от русского ямщика.
На первый взгляд, эти слова-восклицанья идентичны и выражают что-то вроде «как-нибудь!». Однако, вдумавшись, понимаешь, что они обозначают начало какого-то дела («авось») и конец («ничего!»). В «авось» мы слышим не только нахальство неподготовленного действия, но и удаль (у-даль), решимость, способность пережить возможный неуспех и посмеяться над собой без потери достоинства… «Ничего!» – выражение такого достойного
