боятся? – Джейн хмыкнула, завела прядь каштановых волос за ухо и почесала его длинный кончик.
– В основном только фейри к нему страх питают, – Сесилия похорошела, успокоилась и опустила плечи, не увидев к глазах дочери и тени испуга. Прозрачное, звенящее стеклянной чистотой любопытство отражалось в её извечно прищуренных зеницах. – Не только к железу, но и ко многому, из чего оружие делают. Не нравится божкам и их прихвостням, что им отпор могут дать, – чародейка воодушевлённо улыбнулась. – А вот Эльфы Авелин и Хар’огцы этой слабости лишены. Как Изначальные Боги.
Вальтер демонстративно кашлянул в кулак.
– Я тут истории рассказываю.
Приласканный снисходительным взглядом супруги, Вальтер стушевался, потёр пальцами побагровевшую щёку. Редко Сесилия смотрела на него так… нежно. Но в то же время показательно милосердно.
– Могут баелк и искупление вымолить. Искренне, через боль, страдания и душевные муки, всем сердцем покаявшись в давних прегрешениях, они до конца бренной вечности превращаются в людей, при этом оставаясь уязвимыми к освещённой болотной воде, гадким водоёмам и железу.
– Так они ж не плохие! – резко воскликнула Джейн, случайно выплюнув кусочек моркови. Подцепив оранжевый треугольник пальцами, она положила его в рот и проглотила. – Точнее, могут быть хорошими. А значит, с ними можно дружить, – деловито заключила девочка, разложив услышанное по полочкам своего детского, неокрепшего ума.
Она заболтала ногами с большим усердием, уповая на появление престранных существ, но замечание отца было простой выдумкой, чтобы отучить дитя колотить пятками по ножкам стула.
Как Сесилия и предполагала, его слова возымели обратный эффект.
– Нет, солнышко, – сказала она, протянула руку и накрыла ладонь дочери своей, сжала по-матерински нежно и приподняла уголки губ в блеклой улыбке. – Твой отец охотно придумывает всякие истории и небылицы. Конечно же, от того, что ты болтаешь ногами, на них никто не появится, но знай, что это – дурной тон.
Бледное, словно бы лунное лицо Джейн надулось от обиды, её щёки покраснели, а ноги повисли, кончиками коротких пальцев касаясь прохладного пола. Она сипло втянула воздух прямым, но к окончанию будто укороченным носом, шмыгнула и проворно пожала плечами.
– Дурной тон? – Джейн обхватила тарелку руками и поднесла её край к губам.
Милый лик обдало паром остывающего супа, лианы коричневых волос прилипли ко влажным скулам. Джейн хлебнула из чаши, и наслаждение вкусным бульоном вылилось в протяжный стон. Смакуя золотисто-бурую жидкость, она отняла плошку от лица и со стуком поставила на стол, после чего облизнулась.
– Вот это – дурной тон! – гордо и коротко заключила она, лучась хвастливым лукавством, как кот, стащивший с прилавка свежую рыбёшку или наследивший в блюдце со сметаной.
– Вальтер, – на грани безмолвия
