её дыхание сделалось поверхностным и едва ощутимым, приоткрытые губы обветрились и надорвались в центре от мученических ужимок, сердце замедлило свой ход. Из последних сил держась за ниточку, растянутую из путеводной звезды бренного мира, Джейн не знала, что вне себя от ужаса смогла прибежать к окраине деревушки, прозванной Предречно-Бытной. Название происходило от её удобного расположения близ реки Волчий Язык и образа жизни, которого придерживались её жители.
Скромная и неприметная деревенька стояла в значительном отдалении от крупного града. Её поселенцы занимались ремеслом и, влача не самое пылкое да весёлое существование, просто упивались редкими радостями привычной бытности, ибо были они изгоями с туманным будущим и чувством сущей неопределённости в крови.
Были они потомками людей, якшавшихся со зверолюдами, и не было им места ни среди первых, ни среди вторых. Люди и их ближайшие соседи с характерными животными чертами имели много общего, поддерживали народную дружбу и нейтралитет, однако межрасовых союзов стыдились, а детей, ставших закономерным итогом множества порочных связей, не признавали. Те в достаточной степени не походили ни на отроков человеческих, ни на детёнышей благословлённых Богами зверей.
Однако, несмотря на своё незавидное положение, жители Предречно-Бытной не были обделены чувствами жалости и сострадания. Столкнувшись с отчуждением рас, породивших их, они не отчаялись и нарекли себя Межкровной Общиной. Отсюда и появилось название этой самобытной породы – межкровцы. Не чурались они называть себя оборотнями или людозверьми, всё же отдавая их обществу большее предпочтение, нежели простому человеческому. Когда кто-то спрашивал, почему у так называемого зверолюда заместо звериной морды красовалось истинно человеческое лицо, то член Межкровной Общины с улыбкой добавлял, что является межкровцем – тем, чья раса вобрала в себя всё самое лучшее и от людей, и от их антропоморфных собратьев. Как бы то ни было, своё бремя межкровцы несли с гордостью.
Джейн лежала в корнях разросшегося древа, когда её нашли.
От рождения чуткий нюх вздёрнутого человечьего носа, заострённого к кончику, уловил запах крови и тяжёлый аромат приближающейся смерти.
– Сестрица, ты погляди, – охотница, взвалившая на плечо молочного кабанчика, кивнула черноволосой, лишь слегка припорошённой пеплом головой в сторону пушистой ели и зарослей низкого кустарника.
Вторая, разодетая в зелёно-желтые, сливающиеся с окружением одежды, приблизилась. Она заинтересованно пряла остроконечными волчьими ушами и нюхала воздух, разделяя терпкий аромат на обилие разных запахов, смешавшихся в единое сочетание. Кровь, жёлчь, пожар – скверное средоточие витало в воздухе, отягощая лёгкие неприятной духотой.
– Гарью пахнет, – подытожила она и с прищуром, выражающим высшую степень подозрительности,
