Они и до этого пытались сжить их со свету, стало быть, минувшей ночью добились своего и теперь праздновали кончину ненавистной четы в каком-нибудь захолустном кабаке, в подобных которому так любил заседать Вальтер.
Джейн любила своего отца, несмотря на его буйный нрав и дурной характер. Однако его принадлежность к роду человеческому не оправдывала жестокосердия алчных и тщеславных дикарей.
Джейн всем сердцем возненавидела людей. Поэтому, облизав сухие, потрескавшиеся губы, она сипло кашлянула и сказала:
– Меня зовут Йенифер, – часто-часто заморгав, она всхлипнула и трясущейся рукой потёрла свою шею, смазала крупные градины пота. – Но лучше просто Джейн.
Тёмные зеницы с точечными вкраплениями охры снисходительно скользнули по осунувшемуся детскому лику. Межкровница с чёрными волосами, заплетёнными в толстую косу, накрыла когтистой дланью девичью ладошку и хрипло вздохнула, приоткрыв мясистые губы в нерешительности:
– Я – Смоль, – на мгновение она смежила длинные ресницы, понуро склонила голову.
От её кисти исходил жар, свойственный тем, кто усердно трудился и подолгу находился в лесной утробе. От одежд пахло болотной водой, звериным мускусом, жёлчью и давнишней кровью.
Джейн наморщила лоб, тошнота подступила к её горлу. Закусив губу, она брезгливо сжала пальцы и потупила взгляд: он тут же приметил остроту когтей, которыми оканчивались длинные, чуть узловатые пальцы.
– Это, – Смоль кивнула на охотницу, чья голова была бела, как снег, покрывший землю в первые дни зимы, – Пурга. Свет очей моих, моя дражайшая сестра по духу.
Впотьмах серые зеницы сверкнули чистейшим серебром. Они, запавшие в череп от усталости, казались монетами, вложенными в пустые глазницы.
Пурга улыбнулась, обнажив розоватые от крови клыки. Не так давно она отобедала сырой ляжкой кабанчика, пойманного на охоте.
– Слыхала ты уже, что нашу шаманку мы Зарницей кличем, – Смоль почтительно склонила голову, не посмев обратиться к покровительнице без уважения.
– Стара я, да в очах моих звёзды разгораются и увядают, – скрипучим, надорванным старостью голосом прокряхтела Зарница, и её зрачки покраснели будто бы в подтверждение сказанным словам.
Джейн не отвечала. Будучи в хорошем расположении духа, она посмеялась бы над столь простыми и безыскусными именами. Спросила бы, есть ли в этой деревне житель, наречённый Юшкой или Слякотью. Но минувшая ночь выкрала из её сердца счастье, соскребла когтями последние его крупицы. Зияющая пустота разверзлась в грудной клетке, и было так тошно, до истощения горестно, что Джейн не могла плакать. Её глаза высохли и воспалились, из-за чего редкие слезинки, блестящие в их уголках, причиняли сильную боль. Розоватую кожицу век нестерпимо жгло, отчего она багровела, а белки чесались от острого зуда, как если бы на них нанесли мазком перцовую выжимку.
Джейн хотелось
