заглядывала за каждый угол, надеясь неожиданно столкнуться с князем Остромыслом и упасть прямо в его объятия.
Но натыкалась только на братца Аяра. Он всё норовил взять её за руку, смотрел, будто читал все мысли и постоянно хотел что-то спросить. Соловейка рядом с ним старалась даже не думать о князе, чтобы не покраснеть и ничего не сболтнуть. Что будет, если братец узнает?.. Даже думать страшно, какое наказание он может придумать! Запрёт её в комнате, или даже в погребе. И останется она там одна, забытая, нецелованная. Он, наверное, и дальше ходил бы за ней, но князь-батюшка неожиданно дозволил в охоте участвовать даже девицам и младшему сыну. Ему почти десять – самое время. Аяра князь приставил к нему нянькой. На конюшне для Хлына теперь каждое утро седлали кроткую кобылку, и он под присмотром старшего брата её объезжал, чтобы в лесу не сломать себе шею. А за Соловейкой и Журавелькой следил дядька Ульв и с ним вернувшийся из отцовской избы Райнар.
Соловейка видела его мельком – он сбрил волосы с боков над ушами, остальные заплёл в косу, и ходил теперь страшный со светлыми залысинами, как оскалившийся лесной волк. Никто его не трогал, только дядька Ульв гонял по двору с мечом так, что на нём рубаха дымилась. Потом он лежал и даже разговаривать не мог от усталости. Соловейка проскальзывала мимо Райнара в терем, опуская глаза, он её будто совсем не замечал. Хотелось как-то утешить его, хоть одно доброе словцо обронить, но Аяр так пристально следил за Соловейкой, что она и от него сразу же убегала.
Может, хоть в далёком тёмном лесу она сможет от братца спрятаться и на мгновение прижаться к князю Остромыслу. Почувствовать его губы щекою. Соловейка закрывала глаза и ей казалось, что она уже чувствует его дыхание на шее и где-то ниже, там, где сводило живот от одной только мысли о его руках. Хотелось думать только о князе, но мысли постоянно тревожно блуждали где-то вокруг. Соловейка думала о вдовце Райнаре и о том, как ему тяжело готовиться к празднику. Думала о сестрице, будущее которой ужасно… Её Корьян женится, а она останется тут, каждый раз представляя его руки… Так можно и умереть от тоски. Соловейка не знала, целовал ли средний княжич её сестру, касался ли её кожи пальцами… Но, если касался, как можно теперь вынести, что он будет с другой? Как она может быть такой спокойной? Журавелька так старательно объезжала свою лошадку, будто совсем ничего её не тревожило. Она больше не плакала, не хотела остаться в кровати навсегда и не говорила с сестрой. Соловейка боялась, что сестра повредилась разумом от горя и теперь ничего, кроме прогулки, её не тревожит… За сестрицу было обидно до слёз.
Но стоило ей скрыться из виду, как Соловейка забывала о её печали. Тогда страшно становилось за саму себя. Неужели она такая бесчувственная?.. Лишь от одной мысли о князе загорается огнём, ведь он её не пугает, что уедет в далёкие земли к другой… Может, и вовсе не ездить на охоту, остаться в тереме с тётками, краем уха слушать их сетования и переживать, как и положено хорошей сестре?
Но в утро, когда все княжичи, один другого красивее,
