жизни, К. Ф. Савиньи выдвинул лозунг: «Конституцию не делают, она делается сама», ставший опорой всех реакционеров, выступавших против принятия конституции.
Историческая школа права подверглась резкой критике Г. Гегелем и последователями его учения, прежде всего Э. Гансом – руководителем гегелевской школы права. Будучи либеральным учеником Г. Гегеля, он выступил как убежденный сторонник концепции непрерывной рациональной эволюции, обусловленной диалектическим развитием абсолютной идеи, мирового разума. Вместе с тем Э. Ганс отвергал консервативные политические идеи Г. Гегеля и приспосабливал его учение к либерально-демократическим тенденциям своего времени, справедливо полагая, что абсолютная идея, как первоначало всего существующего, весьма далека от того, чтобы найти свою окончательную и совершенную форму воплощения в прусской сословной монархии. Напротив, эта идея должна постоянно развиваться, чтобы прийти к более полной реализации своей сущности, к более совершенному самопознанию путем отчуждения новых форм.
Опираясь на гегелевскую диалектическую концепцию непрерывного рационалистического развития человеческой истории, он подверг критике исходные эмпирические постулаты исторической школы права[149]. В этой связи О. Корню писал: «Ганс упрекал Савиньи и историческую школу права в недооценке творческой активности духа, что приводило их к замене рациональной необходимости слепой необходимостью эмпирических причин, к тому, чтобы приписывать этим причинам первостепенную важность и абсолютную ценность, идеализируя их в традиционной форме, отражающей душу и жизнь народа, и подчинять, таким образом, настоящее прошлому, делая из прошлого идеал, который следовало возродить. Пытаясь показать, по примеру Гегеля, развитие и рациональную связь больших исторических эпох и проследить историческое развитие духа, он связывал изучение права с изучением истории, взятой в ее рациональном развитии»[150].
Либерально-демократические идеи гегелевской школы права, опиравшейся не только на философско-правовые воззрения, но и на политические убеждения о необходимости коренных реформ в интересах народа, оказались неприемлемыми для исторической школы политической экономии. Последняя позаимствовала у исторической школы права эмпирическую методологию в ее консервативном виде, отрицание рациональных принципов самоорганизации общественной жизни, постоянное апеллирование к историческим традициям, обычаям и нравам прошлого.
В соответствии с подобной методологией представителями исторической школы было предложено понимание политической экономии как науки о народном, или национальном, хозяйстве. При этом они исходили из двух ключевых положений: 1) хозяйственные явления находятся в тесной, органической связи и взаимодействии с другими явлениями общественной жизни, а потому могут быть объяснены только в данной связи и только на основе данного взаимодействия; 2) хозяйственные явления и, соответственно,
«Все, что создано в определенную эпоху определенным народом, – писал Э. Ганс, – создано благодаря его пониманию и его силе. Получился бы, вероятно, плохой суррогат, если бы он захотел обменять это понимание и эту силу на хроники минувших времен или на кодексы исторической школы. Если эти кодексы говорят, что настоящее, которое их создало, творит в неразрывной связи со всем прошлым, то они гораздо больше представляют собой право настоящего времени и имеют значение для него, а прошлое, на которое они опираются, безвозвратно умерло; оно уже перестало быть действительным, действительно только настоящее. Поэтому происходящее, свободное, не стесненное никаким прошлым движением не является делом неразумного произвола. Разум совершает свое дело в каждую эпоху и в каждом народе, пользуясь его пониманием и силой в качестве органов этого свершения. Всякое прошлое для настоящего просто-напросто мертво, но мертво не то, что составляет субстанцию как в настоящем, так и в прошлом, то есть не божественный разум».
«История права, поскольку она не хочет иметь своим содержанием одни голые абстракции, по необходимости заключает в себе полноту развития правовых понятий во времени, поэтому она является точно также всеобщей историей; она не признает ни за каким народом и ни за какой эпохой исключительного значения, но каждый народ принимается во внимание лишь постольку, поскольку он имеет отношение к развитию, вытекающему из понятия. Но так как право со своей стороны не является абсолютным и взятое в качестве такового снова приведет нас к чрезвычайно абстрактным толкованиям, так как оно скорее представляет собой только момент в народном целом, то история права должна хранить и вскрывать постоянную живую связь права с историческим принципом народа» (Цит. по:
