в умении. Включая и его самого, не без гордости признавал король.
Первенец короля, Инген готовился унаследовать трон, а после него и Марен, занял бы это место…
Теперь королевское правление Дома Летар могло прерваться: по Старому Закону, трон переходил лишь к старшему сыну, а при отсутствии такового, новый король выбирался на Большом Кругу – хотя такого не случалось ни разу с Объединения Домов, когда «черные волки» примерили корону.
Принц молча смотрел на портрет и ждал. Не покидало чувство, что король не знает с чего начать. Не знает – стоит ли вообще начинать. И принц не торопил. Так или иначе, они уже здесь, в Теар де Тин, первое слово сказано и назад пути нет.
Дарс Летар опустился на скамью.
– Твои сны… – заговорил он, наконец, осторожно подбирая слова. – Все это – правда.
Марен моргал в замешательстве.
– Да. Все – правда, – Дарс кивнул, поджав губы, словно сам только что поверил.
– Но, отец… ты говорил… – начал Марен и запнулся.
Вздох короля разнесся по пустому помещению:
– Говорил… – слова давались тяжело. – Но правду ты видел… Не совсем так. Но, в целом…
Марен поднял взгляд на картину. Все это время он считал, что ему просто снятся сны, навеваемые из-за Серых Граней. Что Бесплотные лишь подпитывают воображение, заставляя «играть» с ним.
– Когда мы вошли в покои, – тем временем горестно продолжал король. – Далиа уже была мертва… – Дарс прикрыл глаза: тяжесть воспоминаний все еще довлела над ним. – Зверь держал тебя в лапах… Он обернулся, оскалил окровавленную пасть. А потом… потом опустил тебя в кроватку, – на лице праотца было столько боли, будто он переживал все заново. – Детсем и Арнгур бросились на него, но Зверь был так быстр и так силен!.. Шерсть, словно камень, а когти!.. Они погибли даже не оцарапав его. Но меня он не тронул. Бросился с балкона и растворился во мраке.
Марен молчал.
Сон вновь мелькал перед глазами, обрастая новыми деталями. Принц слышал крик – крик своего отца. Видел начало преображения. Видел, как искажается и вытягивается лицо Ингена, как черная шерсть покрывает все тело. Как длинные и острые, словно лезвия кинжалов, когти лезут из пальцев. Губы оттопыривают молочно-белые клыки. Пасть скалится в свете пылающих в камине поленьев… Марен видел, как напугана мать, чувствовал ее отчаяние. Слышал, как она просила его остановиться…
Но в разуме принца не было страха ни тогда, ни сейчас. Сапфировые глаза пристально вглядывались в портрет, но внутренний взор устремился в тот день…
Зверь держал малыша своими сильными лапами, держал аккуратно и бережно. Черные ноздри трепыхались, принюхивались. В обсидианах отражался сапфировый блеск глаз ребенка, уши чуть приподнялись. Шерсть на подбородке слиплась от крови, из-под
