вторым этажом, за их спинами собрались все обитатели Брансуик-Фолз и воззрились на них, разинув рты и вытаращив глаза. Повсюду темнело море черных и синих одежд, изумленных лиц, белых чепцов и шляп с высокой тульей.
Когда Анжелика соскочила с лошади и поздоровалась с собравшимися, послышался неясный ропот, и толпа растерянно попятилась. Когда же Мопертюи снял с лошадиного крупа маленькую Роз-Анн и поставил ее на землю, ропот сделался еще громче, превратившись в гул, подобный гулу прибоя, гул, в котором слышались изумление, возмущение и протест, и каждый задавал тем, кто стоял с ним рядом, недоуменные вопросы.
– Что я такого сделал? – изумился Мопертюи. – Ведь не в первый же раз они видят канадца, а? И потом, мы сейчас вроде не воюем, вроде у нас мир.
Старый знахарь приплясывал, как брошенная на песок плотва.
– It’s here, it’s here[5], – нетерпеливо повторял он, показывая на дверь большого дома.
Он ликовал.
Поднявшись на верхнюю ступеньку деревянного крыльца, он с силой толкнул дверь.
– Бенджамен и Сара Уильямс! Я привел к вам вашу внучку Роз-Анн из Биддефорд-Себейго и французов, которые взяли ее в плен, – крикнул он пронзительным голосом, полным торжества.
Через окно Анжелика мельком увидела в глубине комнаты сложенный из кирпичей очаг, вокруг которого висела медная и оловянная кухонная утварь, и сидящих по его сторонам старика и старуху, одетых в черное с белыми плоеными накрахмаленными воротниками, неподвижных, как портреты. Держась очень прямо, они сидели в креслах с высокими резными спинками. На коленях старика лежала огромная книга, по всей видимости Библия, а старуха пряла льняную кудель.
У их ног сидели дети и одетые в синее слуги, крутящие колеса прялок.
Но это видение длилось лишь мгновение, потому что, услышав слово «французы», старик и старуха вскочили, уронив на пол Библию и кудель, и с редким проворством схватили мушкеты, висевшие над очагом, похоже уже заряженные и готовые к стрельбе, и направили их на пришельцев.
Шепли потирал руки, хихикая еще громче.
Но вероятно, вид Анжелики и Роз-Анн ошеломил и ужаснул двоих стариков еще больше, чем появление французов, и оружие стало слишком тяжелым для их немолодых, вдруг задрожавших рук. Стволы мушкетов медленно опустились, и оба старика как будто остолбенели.
– Oh, God, God![6] – прошептали побледневшие губы старухи.
– Oh, Lord![7] – вскричал ее муж.
Анжелика сделала легкий реверанс и, попросив прощения за свой плохой английский, сказала, как она рада, что может живой и невредимой передать в руки дедушки и бабушки девочку, которая пережила столько ужасных опасностей.
– Это ваша внучка, Роз-Анн, – настойчиво повторила она, потому что ей казалось, что они никак не возьмут этого в толк. – Неужели вы не хотите ее обнять?
Так и не улыбнувшись, Бенджамен и Сара Уильямс мрачно посмотрели на девочку и оба испустили тяжелый вздох.
– Да,
Это здесь, это здесь
О Боже, Боже!
О Господи!
