ложитесь в кровать, а я вас полечу. А чтобы отогнать бесов, я подожгу кориандр и семена укропа.
На этом обвинительные речи преподобного Пэтриджа в тот вечер прекратились.
Глава V
От грубо отесанных потолочных балок пахло медом благодаря пучкам сушеных цветов, развешанных по углам.
Анжелика проснулась – первый раз за эту ночь. В звездной ночи слышался крик козодоя. Состоящий из двух нот и напоминающий скрип прялки, он то приближался, то удалялся и затихал. Анжелика встала и, опершись руками на подоконник, посмотрела на лес. Англичане из Новой Англии говорят, что козодой на своих двух нотах заунывно повторяет: «Плачь, плачь, бедный Уильям».
Он повторяет это с тех самых пор, как поселенец Уильям нашел свою жену и детей убитыми. Накануне ночью ему показалось, что он слышит крик козодоя. Но то были крики индейцев, которые, прячась в молодом лесу, перекрикивались друг с другом, приближаясь к хижине белого поселенца.
Внезапно крик смолк, и в ночном небе мелькнула тень – два широких острых крыла, длинный закругленный хвост, – беззвучный полет, прерываемый резкими зигзагами, светящиеся красные глаза. Козодой охотился.
В ночи громко стрекотали тысячи кузнечиков, сверчков и саранчи, квакали бесчисленные лягушки, из леса доносился запах диких зверей, смешанный с ароматом земляники и тимьяна и вонью хлева и грязи.
Анжелика снова улеглась на высокую дубовую кровать с витыми столбиками, балдахином и занавесками, которые в эту жаркую июньскую ночь были отдернуты.
От льняных простыней, сотканных руками Сары Уильямс, исходил тот же свежий цветочный аромат, что витал в комнате.
Из-под кровати была выдвинута рама с натянутыми ремнями, на которой лежал соломенный тюфяк. Постель ребенка, находящаяся рядом с родительским ложем. Нынче ночью на ней спала Роз-Анн.
Анжелика заснула почти мгновенно.
Когда она снова открыла глаза, небо над плавной линией вязов и кленов на холме было желтовато-зеленоватым. Торжественное и нежное пение дрозда-отшельника сменило жалобный крик козодоя. Благоухание цветов в маленьких садиках и растущей у дощатых стен сирени вытеснило запахи леса, которыми тянуло ночью.
Усеянные каплями обильной утренней росы, обычные и бутылочные тыквы, лежащие в траве у домов, под сенью своих резных листьев, блестели, точно эмаль.
Из-за росы аромат сирени казался особенно свежим.
Анжелика опять облокотилась на подоконник. Из утреннего тумана один за другим появлялись причудливые силуэты деревянных домов. Большие и крепкие, со своими шатровыми крышами с ломаными скатами, которые порой доходили почти до земли, фронтонами, выступающими вторыми этажами, кирпичными трубами, торчащими прямо из гребней крыш, они походили на елизаветинские помещичьи усадьбы. Большинство из них было построено из белой сосны, и под лучами разгорающейся зари их стены отливали серебром.
