должен делить свои щедроты между множеством разных людей, часто неинтересных и неблагодарных.
Анжелика легко догадалась о беспокойной скитальческой жизни этого патриарха, ведущего за собою людей, – достаточно было взглянуть на его решительное лицо с большим носом и белой бородой и перехватить его испытующий, полный нетерпимости взгляд. Она не могла понять, почему он был так сердит на своего сына, который, впитав независимый дух отца и последовав его примеру, покинул Биддефорд-Сэкоу и основал Биддефорд-Себейго. Но это была одна из тайн взаимоотношений отцов и сыновей, которая существует с сотворения мира. Присущие человеческому роду слабости пробиваются сквозь жесткий панцирь праведности, и Анжелика чувствовала, как в ней рождается горячая, живая симпатия к этим людям, глубоко порядочным и бескомпромиссным.
Повеселев от превосходной еды, она почувствовала, что этих людей в темных одеждах объединяют не только общие суровые принципы, но и существующая между ними родственная теплота.
После того как принципы были установлены и во всеуслышание провозглашены, человеческие чувства все равно брали свое.
Роз-Анн отстояла свое красное платье, а Анжелика, пусть француженка и папистка, была удостоена чести сидеть за семейным столом.
Все Уильямсы были заинтригованы присутствием Кантора. Этот светлоглазый отрок, казалось, не принадлежал ни к одной из известных им групп.
Благодаря его превосходному английскому и хорошему знанию Бостона, они все сначала приняли его с энтузиазмом, но затем, вспомнив, что он тоже француз и папист, пошли на попятный. Все мужчины – старый Бен, его сыновья и зятья – с интересом рассматривали его из-под нахмуренных бровей, задавая вопросы, заставляя высказываться и размышляя над каждым его ответом.
Ужин уже подходил к концу, когда дверь отворилась и в комнату вошел огромный пузатый человек, появление которого мгновенно охладило веселую дружескую атмосферу, мало-помалу воцарившуюся за столом.
Лица обоих стариков сразу превратились в суровые маски.
Это был преподобный Томас Пэтридж. Из-за своего сангвинического темперамента и ирландского происхождения ему было труднее, чем большинству людей, держаться в рамках таких добродетелей, как кротость, смирение и целомудрие, однако у него были незыблемые моральные устои, сделавшие его одним из самых выдающихся протестантских пастырей его времени. Это был человек высокой культуры, без устали обличающий грехи других и отличающийся частыми вспышками праведного и громогласного гнева – так из-под крышки котелка вырывается пар.
В дополнение к этому он читал Цицерона, Теренция, Овидия и Вергилия, говорил по-латыни и знал древнееврейский.
Он хмуро оглядел собравшихся и с притворным испугом остановил взгляд на Анжелике, как будто то отвращение, которое внушал ему ее вид, превосходило самые худшие его ожидания, печально и презрительно взглянул на Роз-Анн, которая, забыв об аккуратности, за обе
