полки с компакт-дисками – сохранил когда-то в качестве интерьерного архаизма.
Как преодолевал расстояние до этих полок, Аверонский потом вспомнить не мог. В памяти запечатлелся лишь тот миг, когда негнущиеся пальцы, буквально разломав коробку, выхватили диск, и на его радужной поверхности всплыло серое, почти покойницкое лицо. Болезненно воспаленные глаза, спутанные, торчащие в разные стороны волосы и даже на вид жесткая, как наждак, щетина.
Аверонский вернул диск на место. Следующим пунктом было лезвие, хотя теперь, когда он видел собственное отражение, какие еще требовались доказательства? И все же он перерыл обе прикроватные тумбочки. Ничего не обнаружив, снова достал первый попавшийся диск – «Орган Домского собора» – и попытался его переломить. Не тут-то было! Диск гнулся, как резиновый, а у него – у самого могущественного вампира современности! – не хватало сил его сломать. Устав бороться, Аверонский со всей скопившейся злостью полоснул острым пластмассовым ребром по руке. Проклятия сотрясли воздух. «Домский орган» вывалился из окровавленных пальцев, и следом за ним осел на пол Александр Аверонский.
Его били судороги. Обхватив голову руками и крепко зажмурившись, он отчаянно пытался проснуться. Стоит ли говорить, что безрезультатно? Потом в глубине измученного тела перегорел какой-то предохранитель, и он с ужасом осознал: он стал человеком. Обычной смертной тварью, ничем не лучше вчерашней цыганки, или Кристофа Дюруа, или малолетних выродков того же Андрея Хелмса. И сквозь впечатляющие картины краха собственной жизни особенно ярко представилось торжествующее злорадство на физиономии десятилетнего Максима Хелмса, заряжающего очередной свой «вампирострел» обычными болтами и ржавыми гайками. Больше никакой святой воды, никакой осины, теперь сгодится все. И сопливому охотнику за нежитью не придется мыть автомобили на парковках или расклеивать рекламные листовки в потугах наскрести денег на несколько граммов серебра.
Аверонский поднял голову.
Нет. Он отыщет способ вернуть былое могущество. Безусловно, отыщет. Сейчас он спустится в гостиную, откроет бар, плеснет себе коньяку, выпьет, а потом сядет и будет думать столько, сколько потребуется. Дел на сегодня не планировалось, но два-три звонка бы не помешали.
Да, и никаких накрахмаленных рубашек. Какие, к лешему, рубашки в такой зубодробительный холод?!
***
Додумался Аверонский уже через час. Теплый шерстяной свитер и рюмка элитного коньяка разом привели его в чувство и избавили от паники. Кроме того, улучшению настроения немало поспособствовал звонок из салона: менеджер сообщал, что «Аверо» может рассчитывать на двадцать машин к началу года. Новость заслуживала отдельной рюмки, после чего в голове у Аверонского даже всплыла ленивая мысль, что не так страшен черт, как его малюют. Мистицизм из его жизни испарился бесследно, однако банковские счета остались. Он по-прежнему был богат настолько, что мог в роскоши дожить до глубокой
