шикарный свадебный цикл фотографий мастера, неизвестного пока всему миру… и его окрестностям.
Надо признать, в личном архиве фотохудожника в папках, коробках, в пакетах, в багетах накапливались вполне пристойные материалы и терпеливо дожидались триумфального шествия по выставкам и печатным изданиям. Хотя Марат, беспечный холостяк и жуир12, трудоголик, мот и транжира, по правде сказать, мало заботился о своем творческом Завтра. Сегодня! Только реальное Сегодня было для Марата источником вдохновения для продолжения жизни или нынешнего жалкого существования. Быть может, надеялся он на судьбу или случай, быть может, думал он, когда-нибудь снова, вдруг, как в юности, придет внезапное признание и успех. Пока творческие устремления и желания самой жизни еще не остыли. Но к случайному успеху надо быть неслучайно готовым и при первой же возможности вывалить из пропыленных загашников на ошалевшего от восторга зрителя все свое мастерство и талант.
На одной из внушительных двустворчатых деревянных дверей широченного коридора была закреплена табличка под стеклом. Золочеными буквами на ней значилось «Комитет постоянной и временной занятости».
В кабинет под табличкой «Исполнительная дирекция», с казенной мебелью, пыльным фикусом и пятнистой лысой головой за громадным конторским столом, Марат вошел смело, но затхлый запах кошек и вечного архива сразу вернул его к мутной реальности. Внештатный фотограф сник, скромно присел, утонул в пружинных рытвинах драного, дерматинового дивана. Нежно шелестело радио под потолком. Важный Лысый прятался за баррикадами папок и был неприступен, как секретный в своей ненужности архивариус
Чиновник был занят очередной перекладкой бумаг из одной папки в другую. На глянцевой розовой лысине, натруженной шляпами и носовыми платками, красовались узоры потных волос и старческих коричневых пигментных пятен.
Марат не выдержал длительного маринования не значительной значительностью и нагло раздвинул допотопные преграду из картонных папок, подсунул на стол черный пакет.
Лысый в упор не замечал присутствия «внештатника», мурчал себе под нос арию из легкомысленной, старомодной оперетки «Фиалка Монмартра».
Марат болезненно икнул, спрятал страдальческое выражение за графин с рыжей водой, отчего лик его исказился кривой мордой сатира. После долгих передвижений и вчерашних возлияний пить хотелось нещадно. Он с удовольствием хлебнул бы сейчас любую, даже эту отвратительную мутную жидкость. Марат сипло прокашлялся. Его «легкое» дыхание достигло, наконец, порога чувствительности Лысого. Тот длинно и значительно высморкался.
– Долго шел, – сурово пошутил чиновник.
– Ммм, – промычал Марат, пробурчал в свое обычное оправдание: «метро развело, мосты затопило, кошки родились, пра… пра бабушка тово…»
– Каво?
– Жуир (от
