можно было ожидать от него впоследствии. Уже в этом издании он начал открывать красоты русской речи, которую так усердно обезобразили наши писатели XVIII столетия. Молодой литератор благоговел пред Ломоносовым, уважал Сумарокова, но не подражал ни одному, ни другому, ибо не имел способности подражать тому, что было противно его природному, чистому и верному вкусу. Публика восхищалась слогом Карамзина в статьях «Детского чтения».
Из «Писем русского путешественника»[13] узнаем, что «Аркадский памятник», сельская драма, с песнями, в одном действии, сочинения Вейсе13, переведена с немецкого самим Карамзиным. Приводим здесь отрывок из этого любопытного памятника первой литературной деятельности преобразователя русского языка.
Явление I
Лизиас и Дафна
Лизиас
Конечно, мы с тобою
В Аркадию пришли,
Любезнейшая Дафна.
Здесь вечная весна
В долинах зеленеет;
Здесь кроткий ветерок
Колеблет воздух свежий,
Без терна цвет растет,
И небо чисто ясно.
Конечно, мы с тобой,
Любезнейшая Дафна,
В Аркадию пришли.
Дафна
Ах, Лизиас! мы верно
В Аркадии теперь.
Здесь все покойно, мирно.
Гармония певцов,
Поющих на кусточках,
В восторг приводит нас.
Они, не зная страха,
Навстречу к нам летят.
Ах, Лизиас! мы верно
В Аркадии теперь.
Вместе
Будьте вы благословенны,
Вы, долины и луга,
Где во веки обитают
Добродетель и покой!
Приимите нас, долины,
Приимите нежно нас;
И укройте с лаской юность!
Мы пришли сюда искать
Счастья, вольности, покоя.
Нам любовь, кончая жизнь,
Счастья здесь искать велела,
Счастья, мира, тишины.
И в наше время немного найдете таких стихов, назначаемых для детского чтения. Нет сомнения, что современники Карамзина, читая эти стихи, и не находя в них колико, паче, токмо, и их собратий, модных цветов тогдашнего витийства, немало удивились. Как переводчик, Карамзин отличался необыкновенною точностью и удивительною близостью к подлиннику. Занимаясь пять лет сряду переводами для «Детского чтения» статей различного содержания, из лучших иностранных писателей, Карамзин незаметно образовал свой вкус. Изучая современных иностранных писателей[14], он поневоле должен был следовать их направлению. Вот причина иногда излишней сентиментальности, встречаемой в статьях Карамзина. Впрочем, эта слабость века, вкравшаяся в сердце писателя, произвела и хорошее действие.
Чистые нравственные правила, изложенные увлекательным для того времени, языком, незаметно проникали в душу читателей, особенно читательниц, и мало-помалу дали
Лейпциг, июля 17.
Издавая «Детское чтение», Карамзин находил еще время изучать, вместе со своим другом, «Курс литературы» Баттё, вникал в его правила и восхищался красотами приводимых примеров («Письма русского путешественника», изд. 1801 г. Ч. V. С. 296).
