личность, душа – все это существует только потому, что вне нас существует, по феноменам или явлениям, которые, кажется, до нас касаются и…”
– Прекрасно! – сказал студент, – прекрасно! Но если думает он, что…». На этом месте прекратился философский разговор путешественников[18].
Приехав в Лейпциг, Карамзин тотчас же старался познакомиться с тамошними учеными, вероятно, вследствие «инструкции», начал знакомство с Река, профессора лейпцигского университета, человека молодого, но пользовавшегося в то время большим уважением за свои сведения. От него Карамзин узнал о славе «Анахарсиса», сочинении аббата Бартелеми19, потому что геттигенский профессор Гейне, один из первых знатоков греческой литературы и древностей, своею рецензиею, помещенною в «Геттингенских ученых ведомостях», прославил это сочинение во всей Германии.
Вторым литературным знакомством Карамзина было знакомство его с Платнером. «Никто из лейпцигских ученых так не славен, – говорит Карамзин, – как доктор Платнер, эклектический философ, который ищет истины во всех системах, не привязываясь особенно ни к одной из них, который, например, в ином согласен с Кантом, в ином – с Лейбницем или противоречит и тому, и другому». Главное достоинство философских сочинений Платнера была легкость в изложении самых отвлеченных истин; вот почему он так нравился Карамзину.
Платнер встретил Карамзина словами: «Я уже слышал о Вас от господина Клейста», и ввел его в свой кабинет. Он был в тот день очень занят, поэтому просил Карамзина побывать у него на другой день, и провожая его, между прочим спросил: «Какой или каким наукам Вы особенно себя посвятили?» «Изящным»[19], – отвечал Карамзин, закрасневшись. На следующий день он пошел слушать лекцию доктора Платнера об эстетике, и записал в свою книжку, в чем состоит сущность этой науки. «Эстетика, – говорит Карамзин, – есть наука вкуса. Она трактует о чувственном познании вообще. Баумгартен первый предложил ее как особенную, отдельную от других науку, которая, оставляя логике образование высших способностей души нашей, то есть разума и рассудка, занимается исправлением чувств и всего чувственного, то есть воображения с его действиями. Одним словом, эстетика учит чувствовать изящное и наслаждаться им».
На этой лекции Платнер говорил также о гении. «Гений, – говорит он, – не может заниматься ничем, кроме важного и великого[20], кроме природы и человека в целом. Итак, философия, в высочайшем смысле сего слова, есть его наука. Он может иногда заниматься и другими науками, но только всегда в отношении к сей, всегда в связи с сею»[21]. Окончив лекцию и уходя из аудитории, Платнер обратился к Карамзину и пригласил его к себе после обеда, обещая пойти с ним ужинать в такое место, где Карамзин увидит все литературные знаменитости Лейпцига. В назначенный час Карамзин пришел к Платнеру. – «Вы, конечно, поживете с нами?» – сказал он. – «Несколько дней», – отвечал Карамзин. – «Только!
«Письма русского путешественника», Майсен, июля 13 дня.
То есть «les belles lettres» (с французского).
Эта мысль лейпцигского профессора имела влияние на молодого Карамзина, который, чувствуя, что отличало его от прочих современных русских писателей, решился никогда не упускать из виду этого правила во всех своих действиях.
Все эти начала Карамзин принял в основание своей будущей деятельности.
