окружающих поведенческие и умственные выверты. Многое, что несёт герой, нелепо и бестолково; но многое, в виде комментариев и оценок происходящему, говорится с такой точностью и так образно и убедительно, что памятью наблюдающего за действом всё прочнее удерживается поданная при начале банальная придумка.
За мешаниной слов и фраз принца, за репликами и действиями других персонажей наше внимание легко переключается на восприятие уже действительных текущих моментов, где много любопытного, занятного и по-настоящему интересного и поучительного, так что наша первоначальная частичная невосприимчивость уловки, когда нас попросту провели, назвав нереальную причину мгновенного вздыбливания страстей в Гамлете, уже и в этот раз нами не осознаётся, да мы не замечаем уже и того, как быстро оказываемся под воздействием нового манипулирования нашим сознанием – с целью ещё выше поднять наше сочувствие герою.
Здесь речь идёт о приобщении нас к пониманию такой важной ипостаси, как честь. Ею, как мы убеждаемся по ходу спектакля, диктуются или должны бы диктоваться самые главные, самые коренные поведенческие принципы для персонажей, занятых в постановке, прежде всего, конечно, для персонажей, двигающих её, а не случайных статистов, наподобие заезжих всезнаек-комедиантов или склонных к непрерывной банальной болтовне могилокопателей.
* * *
Как предмет массового «пользования», честь выражает собою норму строжайшего этического значения, но, как и во всём, что создавалось на заре человечества и входит в арсенал общей для него морали и нравственности, в ней теперь очень часто усматривают или подразумевают лишь нечто возвышенное, духовностное. И манипулируют ею соответственно – только как словом, приспособленным для связки или скрашивания речи.
В этом случае в ней не оставляется места ничему конкретному, и она существует исключительно в виде отвлечённого совокупного обозначения справедливости, добродетели, достоинства и проч. или – идеала.
Однако это вовсе не значит, что люди, «создавая» когда-то норму, оставались далеки от их конкретных надобностей и соображений и не рассчитывали с возможно большей пользой придерживаться её в измерении качества своего бытия.
В незыблемую формулу обычного поведения каждого на полях сражений облекалась, в частности, древнеиндийская дхарма – религиозное понимание высшего смысла морали и нравственности, что запечатлено в песни-поучении «Бхагавадгита» – фрагменте эпоса «Махабхарата»:
Исполни свой долг, назиданье усвоя:
Воитель рождён ради правого боя.
Воитель в сраженье вступает, считая,
Что это – ворота отверстые рая,
А если от битвы откажешься правой,
Ты, грешный, расстанешься с честью и славой.
Ты будешь позором покрыт, а бесчестье
Для воина горше, чем гибель в безвестье.6
Перевод С. Липкина.
