Он ведь знает, что Юм уклоняться не будет. Ведь это Долг. А почему не хочет видеть… Не знаю я, почему. Отец и нас не хочет видеть – мы тут, учимся, какую-то пользу приносим – ему достаточно.
– А вам?
– А что мы… Я зря сказал, что он не хочет – ему просто некогда. Какие вообще дети, когда столько работы… Вот вырасти, научиться всему нужному, чтоб быть ему толковыми помощниками…
Темка опять растерялся. Несмотря на правильность слов Ангела, что-то в этой фразе таилось ужасное. Особенно если думать о Юмке. Ангел покосился на него:
– Я лучше на него в новостях посмотрю, чем всякой детской ерундой отвлекать. И потом, он ведь и так – везде, все устроено так, как когда-то решил он. Это Ние меня научил – смотреть на воплощение его мыслей.
– Это, может, и утешает… Но сказки ты мне не рассказывай. Я сам родителей не видел уже почти восемь лет, потому что они дома, на Ириане. Туда лететь долго и страшно дорого. Когда они мне снятся – я реву, хотя уже, в общем, не маленький. А Юмка – он вообще малыш. Родители не для того нужны, чтоб смотреть на них в новостях. Это паршиво, когда не к кому прийти. У тебя вот есть Ние, а у близнецов – они сами друг другу поддержка, да и Ние их опекает, я ж видел, как они к нему бросаются и на шее виснут… А вот Юмка… У него-то никого нет. Такое …сиротство его убивает.
– …Сиротство? Нет!
– А как то, что с ним Сташ сделал, назвать? А Юм ведь куда больше Дракон, чем близнецы, ты, Ние.
– Да. Он Дракон самый настоящий… А Драконы особенно-то ни в ком не нуждаются.
– Они прикидываются, – подумав, сказал Темка. – Юмка так точно прикидывается. Не хочет, чтоб жалели. Он гордец, Юмка. И к тому же считает себя каким-то преступником. Он даже говорил мне, что я буду стыдиться этой школьной дружбы с ним, когда все про него узнаю. Что я узнаю? Что он натворил ужасного такого?
– Ничего…
– Может, ты не знаешь? Я чувствую серьезную причину, что он так себя ведет и что Сташ так к нему относится… Какую-то очень страшную причину.
– Ну… Да, он удрал ведь отсюда в шесть лет… Наверное, поэтому.
– А удрал бы, если б не было этой причины, о которой ты не хочешь говорить? Если б у него были вы?
– Да зачем ему мы… Тогда – может быть, а теперь-то… Прав он, никогда бы его не вернуть, если б не отец… Я не знаю толком, мне не рассказывали, как это было. Потом Юм долго жил на корабле, Кааш и Ние его воспитывали… А прошлым летом что-то такое стряслось, я не знаю, что, но у Юма в двух местах был перебит позвоночник, и он месяц был в коме и очнулся как будто младенцем. Ни говорить, ни ходить не умел. Он сам не помнит, что случилось. Кааш его лечил, лечил… Вот, вылечил опять. Но Юмке все равно тяжело. Он не все помнит, но, большие говорят, это к счастью… И что был бы он прежним, с ним бы только при помощи симбионтов разговаривать можно было. Но он, хоть и инвалид, по-прежнему может все. Понимаешь? Все.
– Только он от этого «всего» болеет, – буркнул
