трубка говорит мне в ухо человеческим голосом:
– Ну, что, ссышь? Обосрался, козёл? Членом по губам тебе уже провели! – под адский хохот человечье зверьё шумит и шуршит, долго – но я не звоню ни в какую полицию для определения номера, потому что знаю, именно этого на том конце провода и хотят, чтобы в последний миг обломать и бросить трубку, – а потому её бросаю, и в этот миг доносится: «За смерть нашего брата ты ответишь!»
Надо овладевать философией всепрощения. Очень полезно. Или бесполезно. Не знаю. Неужто на меня нападут? Ограбят по дороге? Изнасилуют? В этой стране на улице никто не вступается за жертву. Все проходят мимо. Таков уж наш обычай. Своя хата с краю. Едины для Латвии. В своём похуизме.
Оглушительный звон безумит меня. Я вздрагиваю. А, это просто будильник на мобильном телефоне. Я в кровати у себя в квартире.
Вся эта депрессия потому, что я несвободен, работаю на дядю, отсюда и плохое настроение, и всякие зависимости, но я не могу соскочить с этого поезда. Плохие сны – как алкоголизм, и я, хотелось бы думать, не навек алкоголик. Люди хотят бросить пить, но не хотят бросить работать, а трудно сделать одно и не делать другого; вы скажете, а на что и на какие деньги тогда жить? И я не знаю. И я тоже алчу лаза наружу к свободе. Во вчерашнем пьянстве так же нет никакого смысла, как и в моей работе. Или всё-таки есть? Не, мне интересно, что это у нас в городе за повальные убийства геев, отчего, кто виновен. Даже если и угрожают, как сейчас было по телефону, пускай. Тоже прикол. А вот что совсем не прикол, это что я зависим от начальников-козлов. Не могу не ходить на работу, даже если она меня заколебала. Плохо жить из-под палки, но как по-другому, не знаю. А если ещё и в тюрьму упекут, вообще кранты.
Надо жить интересно, делать то, что нравится, ха-ха. Что-то меня ещё тревожит. А, да. Сон. Один за другим. То чёрные герберы… Хотя они стоят внизу, под окнами, вполне реально, заглядываю и вижу. Нереальны всякие спуски в заподвалья, вот что стрёмно. Эти сны что-то символизируют, а именно, подсознание и прочую муть. Но главное в видениях другое – про отца и убийство в детстве… Этот сон меня касается, как вонючее, пахнущее дерьмом крыло птицы – падали – мертвячки – летучей мыши. Но она-то летает. Не сидит на месте. Ага.
И вместе с омерзением меня осеняет.
Сон, это знак. Надо ехать в свой сон. Надо ехать на край Риги в микрорайон Болдерайск, где разворачивается действие сна с убийством ребёнка.
Пойду я на них или не пойду (тоже мне, идея-фикс), но похороны невинно мною убиенного будут не сразу. Не сегодня. А сегодня съездим в сон.
Но вначале на работу. Отметиться.
В редакции люди, как люди, морды кирпичом, но ни у кого не насекомо-звериная. Как и вчера, опять поздравляют, выражают своё восхищение. Но я им не верю. А что за спиной?.. Крадусь, не отдавая отчёта, зачем, по коридору. Голоса за дверью в курилке: «Сколько уже можно пропагандировать этих геев… Ваня совсем
