любимый мною, и точно богоборец Иов…»
Бялик знал – ему рассказали – что Горький плакал, когда читал его «Город резни» в переводе Жаботинского.
Именно к Горькому он решил обратиться за помощью, когда он сам и его друзья наконец поняли, что еще чуть-чуть – и они окажутся отрезанными от мира и запертыми в таком месте, где они меньше всего хотели бы в эти времена находиться. В 1921 году вопрос «ехать-не ехать» уже не стоял. Все хотели ехать. А границы были закрыты.
Бялик пишет Максиму Горькому письмо с просьбой помочь получить разрешение на выезд за границу двенадцати одесским литераторам с семьями. Это письмо прошло в Москве множество инстанций и вдруг вернулось с резолюцией «разрешить» и подписью Ленина!
Но Горький написал Бялику, что это разрешение пока всего лишь формальное, и кому-то из них придется лично ехать в Москву, чтобы оформить выездные документы для всей группы.
Хаим Нахман Бялик и Моше Кляйнман, снабженные анкетами и официальными просьбами на выезд от имени всех двенадцати семей, садятся в поезд, направляющийся в Киев. По вагонам постоянно снуют вооруженные солдаты, производятся проверки документов, пассажиров опрашивают о цели их поездки… Один раз Бялик отвечает невпопад, и их с Кляйнманом арестовывают. В этом месте биография еврейского национального поэта вполне могла очень быстро закончиться, но их спасает чудо – «человеческий фактор». Один из высокопоставленных красноармейцев, к которому их приводят, оказывается, слышал о Бялике… Их отпускают, и они двигаются дальше.
В Киеве они неожиданно для хозяев появляются в доме тестя и тещи Хаима Нахмана. Родители Мани вне себя от счастья. Тесть, обнимая его, бормочет что-то по поводу воскрешения мертвых… Оказывается, в город совсем недавно пришли слухи о том, что Бялика расстреляли белые за укрывательство коммуниста! Он успокаивает своих родных и объясняет, что он действительно укрывал коммуниста, и как бы он мог этого коммуниста не укрывать – ведь это был Ян Гамарник, муж Блюмы, Маниной сестры, и их собственный зять. Но его никто не расстрелял! Вот же он перед ними – совершенно живой!
Они садятся на московский поезд. Их друзья в Москве встречают их теми же словами: благословен воскрешающий мертвых! Оказывается, в Москве тоже были уверены, что Бялика больше нет – но, в противовес киевской версии о его трагический гибели, здесь считали, что его расстреляли коммунисты за укрывательство белого офицера.
Совершенно живой и даже полностью оживший от новых впечатлений Бялик между тем ходил по культурным мероприятиям и почти все свободное время проводил на репетициях «Габимы». Он был замешан в спор между Ханой Ровиной и другой актрисой, одесситкой и его протеже, молодой Шошаной Авивит – обе претендовали на одну и ту же роль, и Ровина сердилась на него за то, что он продвигает Шошану. «Габима» ставила пьесу Ан-ского
