может быть, предложил он, стоит также посоветовать Черниховскому писать свои стихи латиницей…
Шауль Черниховский, однако, сообщил потом в кулуарах одному из своих друзей, что он не согласен с Бяликом в том, что нужно оставаться до конца верным ашкеназскому произношению, даже если ты к нему так сильно привык. Если в Эрец Исраэль говорят на «сфарадите», то поэты должны считаться с этим. Примерно через год он опубликовал в «Мознаим» перевод стихотворения Гете на иврит в сефардском произношении. Таким образом, он все же послушался совета «первого ивритского ребенка», над которым смеялся Бялик.
В тот период, когда Черниховский жил в Тель-Авиве, он навещал Бялика каждую субботу. Когда он переехал в Иерусалим, он заходил к нему при каждом своем приезде в Тель-Авив. Их периодические беседы о состоянии ивритской литературы были насущной потребностью для них обоих.
К шестидесятилетию Бялика Шауль Черниховский написал большую статью, в которой, в частности, рассуждал о том, почему поэты, достигнув определенного возраста, перестают писать стихи. «Мы были молоды, очень молоды. Наши учителя-поэты не давали достаточного удовлетворения нашим сердцам. То поколение совсем не видело того, что было дорого для молодых. Они ничего не хотели знать о древних еврейских героях. Они верили всем сердцем, что наш народ всегда был бедным, смиренным, склоненным над старыми книгами. И тогда пришел Хаим Нахман Бялик. В каждом его слове нельзя было не почувствовать и не узнать глубокую связь с народом, не разглядеть великое черпание из главного источника, из глубин… Народ понял его сразу. Среди нас, среди всех тех, кто взывал к „музам“, не было ни одного, кто посмел бы обратить свою молитву к Шхине. Он единственный сделал это, и Шхина простерла над ним свои крылья. Из прекрасного далека мы хотели принести великий свет, который нашли там, и с этим мы пришли к народу, а он, Хаим Нахман Бялик, вышел из глубин народа, и его сердце бьется в гармонии с сердцем народа».
После смерти Бялика никто не смог занять его место в качестве духовного лидера ишува. Но его место как первого поэта ишува занял Шауль Черниховский, и не было больше ни одного равнозначного ему претендента на эту почетную, хоть и символическую, должность. Черниховский также был избран на еще одну почетную должность, уже официальную, которая освободилась после смерти Бялика – он стал «почетным гражданином» города Тель-Авива.
Жаботинский определял сущность поэзии Бялика как «гнев», в то время как стихи Черниховского, по его мнению, несли в себе «бурю». «Песни гнева», по его мнению, учили нас ненавидеть униженность народа, в сравнении с его возвышенным прошлым, в то время как «буря» Черниховского была положительным началом, готовым «взорваться» в любых условиях. «Шауль Черниховский получил свыше тот прекрасный дар, которого, по словам Бернарда Шоу, удостаивается лишь один из тысяч – дар нормального видения».
Однажды Хаим Нахман Бялик сказал своему другу Бен-Циону Кацу: «Я люблю Пушкина, и я люблю Черниховского, потому что в нем есть очень много от Пушкина». Бен-Авигдору, владельцу издательства «Тушия», Бялик говорил, что Черниховский –
