например, валютным ипотечникам, как они сразу перестанут бунтовать, что им такие кредиты навязали, или специально обрушили рубль, чтобы они сейчас выли бесполезно, как на луну, – ибо:
– Поймут: зачем плакать, если Шут Короля Лира как раз сейчас предсказал уже:
– Конец света.
Как и сказано:
– Все пойдем.
– Куда, батюшка?
– Туда-а! Куда не ходят даже поезда с прицепами, как – сегодня будет по ТВ – в фильме Край, где Мошков, Баширов, Гармаш, Уколова, Перисильд и наша любимая Аньорка Штрехель, немка машиниста Эльза нам расскажут:
– В случае чего – кто не знает, где голова – где ноги:
– А лагерь недалеко-о! – Зажились на вольном-то поселении!
Толстой:
– Четвертая сцена – имеется в виду третьего АКТа – Действия – по Толстому – происходит в степи перед хижиной. Кент зовет Лира в хижину, но Лир отвечает, что ему незачем укрываться от бури, что он не чувствует ее, так как в душе у него буря, вызванная неблагодарностью дочерей, заглушает все. Верное чувство это – обращает внимание Толстой – опять выраженное простыми словами, могло бы вызвать сочувствие, но среди напыщенного непрестанного бреда его трудно заметить, и оно теряет значение.
И это верно, что это чувство Лира теряет значение, но не потому что Лир уже и так переорал даже свой голос, а потому, что чувство, которое Толстой хочет видеть – бессмысленно! С ним, с этим чувством Толстого, можно только поплакать под гармошку, как перед несбыточным желанием всего, пусть будет – русского народа:
– Ходить с высокоподнятой головой, и более того, находящейся наверху, а не внизу иво самого.
Здесь речь идет о реальной победе, а не той, которую предсказал Шут незадолго перед этим, что очень легко может даже:
– Быть-ь.
Не о печали человека только печалящегося, а о победе над обманом, над злом, однако, не просто этой пиесы, а:
– Фундаментальным.
И, следовательно, предполагается не только война умных сапиенсов, но и их:
– Богов!
Точно также предполагается в школе – больше уже нигде не читают за:
– Неинтересностью Повести Покойного Белкина, что дедуся Лодочник, или Станционный Смотритель, только слезливо жалеет свою дочь, попавшую в лапы распутному офицеришке, но они – не нашедши счастия на Земле – так и отправились туда, куда он выписал им безвозвратный билет:
– В Аид, – где этот Минский – Белорусский – Бэл – сейчас Гадес:
– Командует своими эскадронами смерти, – и:
– И до сих даже пор живет со своей Персефоной – Дуней – очень счастливо.
Нам же рассказывают, что они живут Там-там-там-там даже:
– Хуже нас.
Дак, оно и естественно, так как точно ходят на голове, как не велел Шут Шекспира, – но дак, милые мои:
– Мир-то там и так уже перевернутый, как:
– Всё
