(оно наиболее частотно – употребляется двенадцать раз) и «апатия». У Добролюбова это ассоциативно-смысловое поле расширяется и соотносится со словами или словосочетаниями «инертность», «отвращение от серьезной и самобытной деятельности»[132], «нравственное рабство», «барство», которые употребляются преимущественно как социальные характеристики поведения и личности Обломова. Однако «обломовщина» является для Добролюбова в то же время национальным феноменом, отсюда местоимение «наша» в ее характеристике: «…обломовщина никогда не оставляла нас и не оставила даже теперь»[133]; «Гончаров, умевший понять и показать нам нашу обломовщину»[134], «Обломовка есть наша прямая родина… В каждом из нас сидит значительная часть Обломова»[135]; слово «обломовщина» «служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни»[136]и т. д. Не случайно Добролюбов сравнивает Обломова с «лишними людьми» – героями предшествующей литературы. И если в случае с «темным царством» эта включенность авторского «я» была относительной, а «наше» обозначало скорее некий «локальный» феномен национальной культуры, то «обломовщина» в трактовке Добролюбова имеет общенациональные масштабы и мотивирована как социальными обстоятельствами, так и глубинными пластами национальной психологии.
Таким образом, в культурном концепте «обломовщина», в самом процессе его формирования соединяются художественный и критический дискурсы. В статье Добролюбова литературный концепт, созданный Гончаровым, приобретает отчетливое социальное и классовое содержание, признаки национальной ментальности; и контекст его употребления чрезвычайно расширяется.
Традиции революционно-демократической критики 1860-х годов, в частности, тот смысл, который она придавала понятию «обломовщина», актуализировались в марксистской критике начала XX в. Максимальное проявление эта тенденция получила в использовании понятия «обломовщина» Лениным в его рассуждениях о неповоротливости некоторых организаций при переходе к новым формам работы: «Был такой тип русской жизни – Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, и не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интеллигент, а и рабочий, и коммунист. Достаточно посмотреть на нас <…>, чтобы сказать, что старый Обломов остался и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел. На этот счет мы должны смотреть на свое положение без всяких иллюзий»[137].
Об укорененности концепта «обломовщина» в русском национальном сознании свидетельствует присутствие этого понятия в толковых словарях В. И. Даля, Д. Н. Ушакова, СИ. Ожегова. Даль, включив слово «обломовщина» в свой знаменитый Толковый словарь живого великорусского языка, снабдил его пометой «усвоено из повести Гончарова» и пояснил, как следует его понимать:
Там же. С. 316.
Добролюбов Н. А. Что такое обломовщина? // Н. А. Добролюбов. Собр. соч.: В 9 т. – М., 1962. – Т. 4. – С. 339.
Там же. С. 338.
Там же.
Там же. С. 314.
URL: http://feb-web.rn/feb/litenc/encyclop/le8/le8-1652.htm.
