При этом неприятие романа Чернышевского (он вызвал уже у современников полярную реакцию: как восторженную, так и резко отрицательную) было связано не только с тем, что желаемое автор выдавал за действительность – выстраивал образец личности, которая служила бы примером молодому поколению; не только с революционной идеей романа, но и с самим типом «нового человека». «Этот тип довольно скудный, – приходит к характерному заключению Н. Н. Страхов, – <…> нет в нем теплоты, нет полноты человеческих чувств»[161].
Действительно, голос разума оказывается у «новых людей» Чернышевского еще более сильным, чем у героев просветительской литературы. Они способны проанализировать все, даже самые непостижимые чувства (характерным примером является разговор Веры Павловны со своим вторым мужем, Кирсановым, о том, за что они любят друг друга). Но именно в области чувств «новые люди» и оказываются наиболее уязвимыми. Опорным понятием для них становится эгоизм, хотя трактовка его оказывается нетрадиционной. Путем логических умозаключений Лопухов и Кирсанов приходят к выводу о том, что человеколюбие достигается прежде всего благодаря эгоизму. Таким образом, в центре всего (по крайней мере, в теории) для них оказывается собственная личность («каждый думает больше всего о себе»). В системе их нравственных ценностей нет места тем, которые были главными в христианском миропонимании, усвоенном когда-то «новыми людьми» русского Средневековья. Любовь оказывается оборотной стороной эгоизма, сочувствие – предрассудком («жалость – это сапоги всмятку»). Важнейшие идеи христианства – бессмертие души и т. д. – никогда не являются предметом их обсуждения. Не случайно священнику Мерцалову отведена здесь роль специалиста, читающего лекции по истории для девушек из мастерской Веры Павловны, и «щита благонравия». Кстати, он сам изучает Л. Фейербаха, имя которого зашифровано в тексте, но мы не видим Мерцалова за чтением собственно богословской литературы.
Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна – это, с точки зрения автора, обыкновенные «новые люди», однако он рисует и особенного человека – Рахметова. Это прежде всего, человек идеи, причем, политической, революционной идеи. Кроме того, все отличительные свойства «новых людей» в нем гипертрофированы. Рахметов отличается от них предельным аскетизмом, отказом от той стороны жизни, которая столь важна для Лопухова, Кирсанова и Веры Павловны, – любви. Все это, казалось бы, делает фигуру Рахметова еще менее жизнеспособной, чем фигуры Лопухова и Кирсанова. Вместе с тем «новые люди» Чернышевского – это не художественные конструкты, искусственно смоделированные автором в соответствии с его видением идеала современного общественного деятеля. Присутствие в жизни подобного типа личностей по-своему «подтвердила» литературная критика (Д. И. Писарев), наконец, реальные исторические личности эпохи 1860-х годов. Одна из самых ярких в этом плане – Н. А. Добролюбов. Для Чернышевского его молодой друг и единомышленник был воплощением
Страхов Н. Н. Счастливые люди // Библиотека для чтения. – 1865. – № 3. – С. 165.
