Барыне, небось, отрезы по душе придутся.
Отрезы и впрямь пришлись по душе молодой княгине, но больше всех подарков радовало ее возвращение мужа. Да и князь был безмерно счастлив обнять жену и маленькую дочь – так счастлив, что лишь на третий день после приезда вспомнил и рассказал ей о встрече с Ягужинской и разговоре с Анастасией. Выслушав, рассудительная Марфа огорченно вздохнула.
– Крестная с Натальей Федоровной любят языками чесать, не доведет это их до добра, чует мое сердце.
– Не думаешь ли ты, что тут может и вправду быть заговор против государыни?
Княгиня рассмеялась:
– Какие из крестной с Лопухиной заговорщицы! По моему разумению истинные заговорщики должны молчаливы быть, а они… Думаешь, они против других не злословили? Помню, когда сестрица моя Маша за Измайлова замуж вышла, я много плакала – она ближе всех сестриц мне была, в детстве всегда со мной возилась, я на нее как на мать смотрела, хотя между нами только шесть лет разницы. Чтобы я от тоски не заболела, брат Александр отправил меня к крестной. Ягужинский, ее муж, в ту пору рассорился с Бироном, и его в Берлин услали. Крестная с детьми в своем подмосковном имении оставалась жить, и Лопухина к ней часто наезжала. Один раз мы, дети, в саду играем, а крестная с Лопухиной тут же в беседке сидят и о чем только не болтают! Что по-настоящему надо было бы после Петра Второго венчать на царство не Анну Иоанновну, а покойную сестру ее Екатерину Иоанновну (старшая дочь царя Иоанна Пятого, сестра императрицы Анны Иоанновны, мать правительницы Анны Леопольдовны и бабушка императора-младенца Иоанна Шестого. Не была венчана на царство после смерти Петра Второго из-за своего брака с герцогом Мекленбургским) – тогда бы у нас после смерти своей матери взошла на трон милая и воспитанная принцесса Анна Леопольдовна. А императрица Анна Иоанновна, дескать, глупа, груба и без стыда предается разврату с Бироном – рожает от него детей, которых они выдают за детей его супруги. Лопухина тогда статс-дамой у императрицы была, милостями ее пользовалась, подарки от нее получала, а как ее поносила! Хорошо ли?
Сергея больше возмутило другое:
– Неужто же они при малых детях не стыдились подобного говорить?
– Думали, наверное, мы не слышим или слишком малы, чтобы понимать – нам с Настей тогда лет по десять-одиннадцать было. Правда, они все более по-немецки болтали, но я тогда у них пожила и стала немецкий понимать, а что неясно, то Настя мне и Прасковье переводила. Прасковья – дочь Ягужинского от первого брака, он ее с крестной на лето оставил, ей тогда уже четырнадцать исполнилось. Она немецкого не знала, зато о жизни побольше нашего понимала, кое-что нам с Настей объяснила, – княгиня по-девичьи фыркнула, увидев недовольство, написанное на лице мужа.
– Лучше о таком не вспоминать, – сердито проворчал он.
– Да я и не вспоминаю, зачем мне? – она беспечно махнула рукой. – Хотела только успокоить тебя, что Лопухина с крестной заговоры плести
