девушки, ее огромные озабоченные глаза в сантиметрах от твоих губ могут сильно повлиять на мировоззрение. Я обозначил на лице тень храброй улыбки.
– А море далеко?
– Если идти по верху, не очень, – сказала она тревожно. Затараторила поспешно: – Через лабиринт пути нет. Искали, но никто не нашел. Никто.
– Или нашел, но никому не сказал.
Литера насторожилась. Даже напряглась. Я смотрел в темноту и думал: был бы ее ровесником, сказал бы, попробуем?! Или: никуда не уходи, я скоро. Она бы отказалась, она бы не пустила, а я заработал бы в ее глазах какие-то важные для юности очки. В моем возрасте я могу сказать только: оставьте мне фонарь, я все же попробую. Чистая бравада. Кокетство переходного возраста.
Я вдруг вспомнил, что не брит, не свеж, не наглажен и неухожен. Что мне очень нужны душ и чистая одежда. Что я заметно обогнал эту девушку по возрасту, и этого не исправишь ванной и свежей рубашкой. Что, флиртуя с ней (конечно, флиртуя, да, безопасно, но бессовестно), я выгляжу неуклюжим, странным, сомнительным типом с унизительным желанием приподнять свой имидж показной безрассудностью и уловками гигиены.
Случаются времена, когда особенно много пожилых мужчин охватывает страсть к юным женщинам. Их сменяют другие времена, когда зрелые женщины особенно активно отдают себя молодым мужчинам. В непрерывной череде своих смен поколения то и дело покушаются друг на друга. Отец бросил семью, чтоб уложить в постель ровесницу сына. Тот в ответ проводит ночи в спальне любимой учительницы. Проиграть, взять реванш, победить, снова проиграть… Вечная война поколений, где главный приз, главная примета побед, как и в любой войне – чужие женщины.
Если это принять, все проще. Литера, безусловно, из следующего за мной поколения. И я, как верный солдат своего войска, обязан флиртовать с ней, в правильной надежде захватить ее в свой, старший плен и утащить в свое логово. Будущее за теми, с кем женщины. И мы – поколение на излете – просто так не отступим.
– Говорят, что это настоящие катакомбы, – донесся ее убедительно-взволнованный голос. – Войдешь, вряд ли найдешь путь обратно. Вряд ли вообще найдешь какой-нибудь путь.
– Однажды кто-нибудь все равно найдет.
– Мне здесь не нравится, – произнесла, и голос уже дрожал. – Я боюсь бродить под землей.
Провела по пещерам лучом электрического света, глубокие пасти скал сверкнули легионом беспорядочно разбросанных зубов. Я почувствовал приступ клаустрофобии.
– Во время войн здесь прятались люди. Древние – от набегов варваров. А во время гражданской войны – красные от белых. А потом белые от красных. Или наоборот. А в сорок первом все началось снова. Сначала в лабиринтах прятались только евреи. Потом сюда спустились партизаны. А в конце войны уже сами нацисты прятались здесь от Советской армии.
– Надежное убежище…
– Да. Говорят, те,
