будешь видеть лишь летящие с бешеной скоростью стрелки часов на циферблате, отсчитывающие тонкой иглой время до нашей разлуки, – произнесла она.
Настало мгновение, способное навсегда разделить две судьбы. Толстыми гранитными камнями возводилась между ними стена, но была она куда прочнее, чем гранит, ибо создана была из страха, из неуверенности в себе, из искренней любви друг к другу и готовности пожертвовать собой. Их лица были сделаны из грубых каменных скал, от них отдавало холодом, как от поверхности северного моря, но стоило лишь углубиться в это море, можно было услышать в уносящемся течении беспорядочных мыслей крики о помощи.
В такие моменты чувствуешь холод. И не потому, что за окном только-только взошло солнце, и не потому, что камин в печке погас, а последняя свеча догорела, не потому, что мир, проснувшись после долгой ночи, вылезает из-под тёплого одеяла и зябнет, ещё не согревшись в лучах утреннего светила. Холодно, потому что кровь становится слишком тяжёлой, чтобы бежать по венам и артериям, холодно, потому что тело превращается в стекло, пропускающее через себя свет, тепло и весь мир – всё, кроме этой ледяной фразы. Это как долгая игра в шахматы с собой: каким бы ни был конец – ты всё равно проиграешь, пусть даже и у самого себя. И вот остался один ход до того, как из груди вырвется фраза: «шах и мат». И этот ход – конец, но не только одной партии, а всего на свете. С этим ходом белые клетки на доске станут чёрными, а ты останешься стоять на одноцветной площадке одиноким королём мрака, а вокруг – фигуры. Свои? Чужие? Это всё – толпы людей, которые тебе улыбаются, тебя утешают, шутят. И всех их ты знаешь… вроде бы. Вроде бы это и родственники, и друзья, но как-то все они стоят не рядом с тобой, а на своих клетках. Или даже в своих клетках? У каждого своя позиция: понятная, логичная. Но на твоей клетке кроме тебя никого нет. И ты пытаешься ворваться к кому-нибудь, а тебе в ответ – «Это сердце занято». И ты уже сам сомневаешься, что на твоей клетке могут уместиться двое, хотя всего несколько мгновений назад здесь стоял белый король. И ты помнишь его. Ты любил его. Ты считал его близким – самым близким человеком на свете, которому так безжалостно поставили мат. И это конец?
Шрам на руке Пара заныл жгучей болью.
Но позвольте, если ты сам с собой играешь в эту игру, то почему конец? Почему ты должен играть по каким-то чужим правилам, если твоя рука держит фигуру, готовую сделать следующий ход? Зачем делать тот ход, который не нравится, обманывая в первую очередь себя? Почему вообще человек не должен делать то, что ему хочется? Плевать на всё: на логику, на правила, на приличия! На всё, что закрывает дверь перед человеческим счастьем. Ведь это так просто: взять белого короля и поставить на одну клетку рядом с собой. Ведь это так просто: быть не чёрным монахом, а самому стать белым принцем. Ведь это так просто: сказать правду.
– Юна, – низкий голос Пара оторвал глаза девушки от её пальцев, безжизненно лежавших на руке юноши. В этих глазах читалась надежда, – я люблю тебя. И если мне предложат променять
