Увидишь – без покупки не уйдешь!
На лице Аякчан отразился невольный интерес.
– Цены поспрашиваем, поторгуемся… – И мысленно добавил: «Заодно послушаем, что в толпе говорят». Хадамаха свернул из проулка на утоптанную площадь посреди селения. И остановился.
– А где? – растерянно пробормотал он.
Никакого торжища не было.
Свиток 8,
о том, что купить одежду и еду может быть совсем не просто
Они стояли на полутемной площади и оглядывались. Заря разгоралась все сильнее, алое с примесью золотого свечение на небосводе выхватывало из царящего внизу полумрака копошащиеся фигуры. Хадамаха направился туда. При виде их троицы фигуры закопошились сильнее.
– Купи котелок. Хороший котелок, еще послужит, – прошамкала морщинистая, как древний пень, старуха. На разложенном на земле коврике стоял котелок – такой ржавый и дырявый, что вполне мог быть легендарным котлом героя Хадау, что на Заре Времен закрыл проход в Нижний мир. С ним соседствовала такая же ржавая сковорода без ручки и чайник без носика.
– Миски купите, – предложила женщина с лицом настолько худым, что щеки, казалось, соприкасаются изнутри. Ее берестяные короба и деревянные миски были так потерты и выщерблены, что Хадамаха подумал, не со свалки ли она их вытащила.
– Халат меховой, гляди какой! – мужик, благоухающий хмельной аракой, налетел на Аякчан. Распяленный у него на руках меховой женский халат-багда – не новый, но вполне еще приличный – ткнулся Аякчан в лицо. Девушка шарахнулась, едва не врезавшись в Хадамаху.
– Бери халат, красавица! – несвязно бормотал мужик. – Недорого отдам, за жбан араки только!
– Вот ты где, гнилой человечишка! – худая женщина в одной только старой рубахе из прелой кожи налетела на мужика и рванула халат у него из рук. – На один удар сердца отошла, за дровами, – а ты уж мой последний халат продаешь! А ну пошел в чум! Пошел, кому говорят! – И, хлеща его отобранным халатом, погнала прочь. Мужик не сопротивлялся – лишь бормотал что-то и закрывался руками от разъяренной жены.
Хадамаха огляделся. Длинных торговых рядов, перед которыми раньше разборчивые торговцы глядели привезенные охотниками меха: куницу, и белку, и дорогого соболя, волчьи и лисьи шкуры, заячьи тушки – не поштучно, а на вес, не было. Не сидели кружком женщины, поднимая на руках халаты, своеручно вышитые пестрыми нитками, отделанные рыбьей чешуей и раковинами, не меняли рукоделие на привезенный издалека скользящий шелк. Не торговали охотничьими меховыми шапками с наушниками, куртками из шкур и торбозами, ножами, и самострелами, и поделками, искусно вырезанными из кости. Перед нищенски одетыми и явно не часто евшими торговцами лежала поломанная домашняя утварь, перепревшие старые тряпки, уже не похожие на одежду, обрывки собачьей да оленьей упряжи, среди которых трудно было найти хоть один целый ремень или пряжку.
– Тот старик и вовсе ничего не продает, – прошептала Аякчан, невольно прижимаясь к Хакмару
